Как же удивилась какашка, как же закричала от боли, когда художник воткнул в ее спичку.

— Ай! Больно!

— Так надо, — ответил художник и воткнул в нее еще спичку.

— Больно же… — кричала какашка, а художник все втыкал в нее спички, пока не вышел весь коробок.

— Какая ты нетерпеливая, — укоризненно сказал он. — Просишь сделать из тебя ягоду, а сама не можешь потерпеть.

— Но теперь я совсем не похожа на ягоду, — захныкала какашка. — Я похожа на колючку.

— Это промежуточный этап, — сказал художник.

Он сорвал лопух и принялся лениво себя обмахивать, а потом захрапел. Какашка же решила, что лучше ей действительно потерпеть. Не зря говорят, что красота требует жертв.

Погода стояла чудесная, и скоро должен был зацвести малиновый куст. Какашка радовалась этому, предчувствуя свое второе рождение.

Но тут какашка услыхала жужжание. Она подняла голову и увидела, как в небе блеснуло переливчатое брюшко. К ней приближалось какое-то существо.

Оно хотело опуститься прямо на какашку, и уже приветственно потирало в воздухе передние лапки, но одна из спичек чуть не прокололо ему брюшко. Тогда существо село на землю рядом с какашкой, ослепив ее своим блеском.

— Ты кто? — гнусаво спросило существо.

— Я — какашка, — скромно ответила она и тут же поправилась, — пока еще какашка, но скоро стану ягодой.

— Ягоды меня не интересуют, — прогнусавило существо. — Разреши представиться: я — навозная муха. Так сказать, имею честь… честь… жжж…

Муха отставила назад лапку и сделала реверанс.

— Как это — навозная? — удивилась какашка.

— Сижу на коровьих какашках, так сказать, — ответила муха.

Какашке показалось невероятным, чтобы существо с таким красивым брюшком сидело на какашках.

— Зачем ты воткнула в себя спички? — спросила муха.

— Это не я, а великий русский художник.

— Какой еще художник? — спросила муха.

— Да вот же он, — какашка показала на художника, мирно дремавшего рядом.

— Этот что ли? Ха-ха-ха, — захохотала муха. Она потирала ручками брюшко и все свои коленки. — Это он-то великий. Ха-ха-ха!

— Тихо, тихо, — испугалась какашка. — Вдруг он услышит, обидится и передумает делать из меня ягоду.

— Невозможно сделать ягоду из какашки, — сказала муха.

— Возможно, — тихо, но настойчиво проговорила какашка.

— А я говорю невозмож-ж-ж-но. Невозмож-ж-ж-но, — продолжала жужжать муха, но в этот момент над ней взмыл лист лопуха и опустился со страшной скоростью.

— За-ра-за! — завопил художник.

— Ой, ой, ой! — запрыгала навозная муха. Увидев, что великий русский художник снова прицеливается, она, жужжа и повизгивая, понеслась прочь.

Художник поворочался, устраиваясь в мягкой траве поудобней и, бормоча «зараза, разбудила», снова задремал. Но его сон тут же снова прервали — калитка отворилась, из нее вышла девочка.

Художник вскочил на ноги, схватил какашку, завернул ее в лист лопуха и бочком двинулся к девочке.

— Матрона, — позвал он ее и сделал умильное лицо. — Я кое-что нашел, так сказать… Имею честь показать, так сказать… Зы… — зачем-то зазубоскалил он, отставляя одну ногу, наклонился и махнул в воздухе лопухом, будто тот был шляпой с перьями.

— Не ты ли потеряла, Матрона, — спросил художник, протягивая девочке лопух с дрожащей в нем какашкой.

— Я ничего не теряла, дяденька, — строго сказала девочка.

— Может, ты еще не обнаружила пропажи, — настаивал художник, вихляя бедрами. — Посмотри. Кажется, это — твое.

— Я ничего не теряла, дяденька, — повторила девочка, и ее розовые губки надулись.

Она уже собиралась уйти, но тут художник подпрыгнул и заверещал:

— Ай, ай, как же мне повезло сегодня найти кое-что! И если это ничейное кое-что, то оставлю-ка я его себе!

Услышав это, девочка передумала уходить и приблизилась к художнику.

— Так уж и быть, — сказал он, развернул лопух и сунул какашку, утыканную спичками, девочке под нос. — Не ваш ли ежик? — любезно поинтересовался он.