– не верь ему! он тебя обманывает!

артисты онемели и застыли в позах. а я наслаждалась великолепной ситуацией, и с потолка вместе со мной хохотал Станиславский – «верю! верю! верю!»

про свою жизнь того черного периода она никому не рассказывала. мы как-то шли по Питеру, по улице Восстания. дул ветер. пуржило. была поздняя зима. она была в камуфляжных штанах, солдатских сапогах и северной куртке-аляске.

– я, наверное, замуж выйду, – вдруг сказала она.

– а что так?

– я вроде беременна. пойдем в галантерею заскочим, я колготки куплю, а то продувает насквозь. ребеночку, небось, холодно там.

мы зашли в магазин, она купила колготки, надела их сразу, мы вышли на улицу, и тут зазвонил телефон. она ответила и, послушав абонента, будто окостенела.

– что случилось?

– да, ерунда. пришли анализы, я не беременна.

улица Восстания вдруг стала беспросветной кишкой. запуржило как-то совсем колюче. стало зябко, мы зашли в универсам и купили бутылку водки.

то, что она покрестилась, я узнала первой. и что имя у нее теперь по Богу Сашка, мне тоже понравилось. подходит. и женское нежное, и в то же время может быть благородным мужским.

мы случайно встретились в Москве.

– я уезжаю, – сказала она.

– что, опять в Германию эмигрируешь? – подколола ее я.

– нет. на Южный полюс.

– здорово. почему именно туда?

– хочу познакомиться с пингвинами и научиться играть на аккордеоне, – она была абсолютно серьезна и, как мне показалось, счастлива, насколько она вообще может таковой быть….

мы знаем друг друга уже тридцать пять лет, а я до сих пор не устаю ее узнавать и влюбляться. и постоянно хочу защищать, и боюсь за нее. а она по-прежнему от меня убегает и не дается в руки. она вроде тоже любит меня, а потом хамски подставляет под удар мое сердце своим постоянным желанием страдать. песни мои она слушает внимательно, но вполне равнодушно. каждую мою победу воспринимает как должное, вежливо поздравляет, зевает и идет спать. и я ничем никогда так и не смогла ее удивить.

разве что однажды, когда о чем-то задумалась, что-то перепутала и назвала ее своим именем:

– как поживаете, Диана Сергеевна?

июль 2009 года.

в каждом из нас живет человек. человек нашего внутреннего содержания. он очень часто обижается на нас, наблюдая, как мы не замечаем его и не отдаем ему должное. и эта обида уместна. ведь именно он – импульс для всего, что выходит на поверхность, и что мы демонстрируем миру.

часто мы внешние и внутренние очень сильно не совпадаем. именно об этом я всерьез задумалась, наблюдая за собой в канун последнего молодого юбилея. и именно об этих серьезных несоответствиях решила рассказать в спектакле «Мотофозо».

раскол внутри меня начинал приобретать чудовищные очертания. максимально обнажив его, я попыталась сохранить себя, оглянувшись на прожитые 35 лет.

и мне это удалось.

прошло два года, мы закончили работу над выпуском спектакля и теперь, закрывая эту страницу своей жизни, я имею полное право сказать: «здорово все же остаться в живых, и не просто жить, а каждую секунду быть самой себе интересной и непредсказуемой».

я хочу поблагодарить Олега Павловича Табакова за широту взглядов, смелость, за то, что он понял, как мне важно было реинкарнироваться. стены лучшего в мире театра были мне защитой.

я хочу поблагодарить Нину Чусову – она поставила этот спектакль, поверила мне и выдержала меня. я хочу поблагодарить Чулпан Хаматову за то, что бросилась на помощь и материализовала мою мечту поставить настоящий первый снайперский спектакль.

я хочу поблагодарить всю нашу снайперскую команду. без вашей поддержки, ребята, мне было бы еще страшнее.

и маме, и папе спасибо.

д. ар