Шрифт:
Номер, где мы жили, превратился в своеобразное вербовочное бюро. Весть о наборе в экспедицию моментально распространилась среди работников, едущих на Север, и к нам идут люди самых различных профессий: бухгалтеры, экономисты, плановики, снабженцы, радисты, механики, учителя, журналисты, просто молодые люди без профессий, мечтающие о таежной романтике. Приходят иногда мужчины и женщины, готовые, по их словам, «ехать хоть на край света». Последняя категория самая опасная. В большинстве это неудачники, потерпевшие аварию в семейной жизни, люди неуживчивые, создающие в экспедиционных условиях нервную, склочную атмосферу.
Здесь-то и помогает Сергею уменье разбираться в людях, его прямолинейность и твердость. С утра до вечера его осаждают желающие ехать. Он терпеливо ведет с ними переговоры и, узнав все о человеке, говорит «да» или «нет». Чаще — «нет».
Перед самой посадкой на пароход он с грустью докладывает Цареградскому:
— Желающих ехать много, но нужных нам — геологов, топографов, коллекторов, промывальщиков и опытных рабочих-разведчиков — почти не удалось завербовать. Придется подбирать на месте…
— Ну, на нет, как говорится, и суда нет, — невесело улыбается Цареградский. — Подберем в Нагаеве. Есть у меня на примете несколько человек. Пригласим начальниками партий. Взять, к примеру, геолога Наташу Наумову… Почему бы ей не поработать у нас?
При одном имени Наташи у меня учащенно забилось сердце, но я стараюсь принять равнодушный вид. Оказывается, курортные впечатления не заслонили воспоминаний о ней…
— Она, правда, молодой геолог, — продолжает Цареградский, — но в первое лето с работой справилась, и неплохо. Да Иннокентий Иванович знает ее как работника…
Я совсем теряюсь и, желая скрыть смущение, чересчур торопливо подхватываю:
— Но если она согласится, то с ней поедет и ее прораб Вера Толстова. Это неразлучные подруги.
— Ну что же, хорошо, — смеется Сергей, — лишний прораб, значит, будет.
Так намечается костяк нашей экспедиции.
В море наш пароход четыре дня треплет жестокий осенний шторм. С материка упорно дует ветер. Порывы его достигли одиннадцати баллов… Глухие удары содрогают от носа до кормы крепкий корпус нашего небольшого суденышка. Все трюмы плотно задраены, и волны перекатываются через палубу.
Днем и ночью мы слышим вой и рев разъяренной стихии. Больше половины пассажиров лежит пластом.
На пятый день ветер стихает, небо проясняется, удары волн становятся все слабее и, наконец, качка затихает.
Мы входим в бухту Нагаева. Здесь стоит несколько пароходов. В левой части бухты, защищенной горами, виднеются широкие кромки льда. В некотором отдалении от берега бросаем якорь.
На берегу собралась большая толпа встречающих. Люди что-то кричат, машут руками, но катер почему-то не подходит.
— Странно, — говорит Раковский, рассматривая в бинокль берег. — На берегу не видно ни одного катера, ни одной лодки.
Вскоре все выясняется. Из вернувшейся с берега лодки поднимается по трапу грузный, в морской форме человек. Тяжело отдуваясь, он басит:
— Три дня у нас с тайги в море дул почти двенадцатибалльный ветер. Разыгрался небывалой силы шторм, и все катера и лодки сорвало и унесло в море. Сейчас абсолютно не на чем разгружать пароходы…
— Начались сюрпризы, Валентин Александрович! — оборачивается Сергей к Цареградскому. — У меня, кажется, родилась одна идея — пароход должен встать вон у той кромки льда и вмерзнуть. Тогда мы сможем выгрузить снаряжение на лед, а потом вывезти машинами на берег. Один пароход, у которого противоледовая обшивка, будет ежедневно разбивать лед, сохраняя канал. По этому каналу все разгрузившиеся «пароходы выйдут в открытое море…
— Это действительно идея! — поддержал его Цареградский. — Надо сейчас же предложить капитану и директору треста.
После некоторых колебаний рискованное предложение Сергея принято. Вечером пароходы, за исключением одного, стоят уже около кромки льда.
Мы два дня ночуем на пароходе. На третий день по трапу, спущенному прямо на лед, выгружаемся и переезжаем на берег.
Через несколько дней разгрузка пароходов уже идет полным ходом. Ящики и тюки выгружаются прямо на крепкий лед, тут же их укладывают на машины и увозят на склады.
Работы завершаются сравнительно благополучно. Только две машины провалились с грузом под лед, который треснул после отлива. Водители успели выскочить на лед в предусмотрительно открытые двери кабин. Незначительная часть груза была подмочена морской водой, выступившей на поверхности прогнувшегося от тяжести льда.
Пароходы, прогудев на прощание, медленно выходят один за другим в открытое море. С другой стороны бухты слышатся взрывы — это горняки приступили к постройке причалов будущего порта.