Он дышал тяжело, как велогонщик после спринтерского заезда, и явно сам был удивлен тем, что сумел выпалить всю фразу разом.

Я изобразил ярость. Я прекрасно видел, что парень лезет из кожи вон, но проверял, как далеко простираются пределы его возможностей.

— Из-за вас я по уши увяз в дерьме, — произнес я.

Клерк промокнул пот со лба и принялся ерзать в кресле.

— Мне очень жаль, господин.

Он походил на нерадивого ученика, которому вот-вот устроят показательную порку перед всем классом. Тут явно больше ничего нельзя было поделать.

«Ладно, — сказал я себе. — В пятницу утром. Это несколько часов, всего ничего, но все-таки выигрыш во времени. Я нахожусь не в том положении, чтобы воротить нос». Вслух же я издал вздох, в котором помимо покорности судьбе слышались нотки раздражения.

— Хорошо, — бросил я. — Никто не совершенен. В пятницу утром, сразу после открытия.

— Да, господин, сразу после открытия, я могу гарантировать вам это.

— Не надо гарантировать. Просто сделайте.

— Да, господин. Еще раз примите мои извинения, господин.

Он явно чувствовал большое облегчение при мысли о том, что разговор заканчивается.

— Сразу после открытия, — добавил я перед тем, как отключить сигнал.

Нужно было засунуть тлеющую головешку как можно глубже ему в штаны.

Отель «Люксор» содержал тучный ливанец, который принял нас со всей подобающей почтительностью, выказываемой обладателям славных долларов. Это был трехэтажный барак с двумя задними двориками и сортиром на улице или на лестничной клетке каждого этажа, а также с общими душевыми комнатами. Здесь все было по-простому, однако нам достался номер люкс с телевизором, то есть комната со своим собственным, пусть крошечным, совмещенным санузлом, где располагались душ, биде и умывальник. Мы жили на последнем этаже, наши окна выходили на достаточно тихую улочку; впрочем, неподалеку находился какой-то квартал, откуда доносилась музыка, постоянный музыкальный гул.

Мы провели целое утро, осваиваясь на новом месте, часами блуждали по городу, пытаясь сориентироваться в лабиринте улиц, в мешанине кварталов, где высотные здания для тех, кто высасывал средства МВФ, [47] соседствовали с трущобами для тех, кто служил смазкой для всей этой чудесной машинерии.

Стояла влажная жара. Небо было озарено сиянием светящегося газа — цвета новенькой стали. Мы провалялись в номере добрую часть второй половины дня, регулярно принимая душ.

До весны было рукой подать, сухой сезон еще продолжался, но эта небесная дымка скорее пришла с моря, нежели возникла из-за загрязнения атмосферы.

Воздух наполняли противоречивые ароматы: угарный газ, производимый городом, смешивался с благоуханием океана, ко всему этому добавлялись мимолетные запахи растений, минералов и животных, рынков и ресторанов, домашних кухонь и столовых, портовых доков и фабрик из предместий.

Казалось, музыка не желает замолкать ни на минуту. Она слышалась отовсюду — из транзисторных приемников, плееров на микропроцессорах К7 [48] или устройств для воспроизведения цифровых дисков — гаджетрв, которые таскали за собой юноши, старики, женщины и мужчины, худые и толстые, люди в костюмах западного покроя и в традиционной одежде. Не стоит и упоминать об аудиосистемах, чьи динамики были разбросаны на каждом шагу и перекликались друг с другом подобно муэдзинам с минаретов мечетей-соперниц — на призыв, звучащий в одном конце города, тут же отвечали в другом.

Когда настал вечер, мы внезапно поняли, что умираем с голоду.

Мы вышли из отеля и с головой погрузились в музыку.

Я не смог бы объяснить, каким образом это на самом деле случилось. Факт состоит в том, что перед выходом я дал Карен полдозы «Трансвектора гамма» и что, вероятно, мне не стоило этого делать. В то же время я видел, что ее депрессия вот-вот усугубится, а я, наоборот, переживал одну из тех стадий возбужденного состояния, которые предшествуют обострению вирусной активности. Не следует думать, что в развитии болезни существуют некие периодические циклы или что она подчиняется каким-либо универсальным схемам. Фазы заболевания чередуются совершенно хаотичным образом, а кроме того, у Карен вирус проявился в столь мощной форме, с какой я до тех пор не встречался. И если бы стадия депрессии по своей силе оказалась симметричной тому состоянию, которое моя подруга пережила в разгар обострения заболевания, я вполне мог ожидать худшего, так что нужно было заранее принять меры предосторожности.

Короче, нам не стоило выходить из номера.

Но, черт возьми, мне так хотелось пожрать, пропустить кружечку и заставить Карен забыть о месяцах стресса, только-только оставшихся позади.

«Она почти на десять лет младше меня, совсем девчонка, — сказал я себе тогда, — ей нужно развеяться».

И уж коли речь зашла о необходимости развеяться, о да, тут она оторвалась по полной.

Я не очень-то помню, в какой момент ночи мы оказались в действительно веселеньком квартале. Мне не следовало давать Карен те полдозы «гаммы», это точно, но еще меньше сомнений вызывает тот факт, что нельзя было позволять ей пить столько пива.

В конце концов, обнявшись и тесно прижавшись друг к другу, мы принялись выплясывать какой-то знойный танец — это происходило в кабачке или кабаре, причем половина его располагалась под открытым небом. Вокруг нас веселились парни и девушки, по большей части молодые, а также проститутки и жиголо, которые есть повсюду и чьи характерные признаки везде одинаковы. Там были пальмовая водка и пиво, а также одуряющий запах марихуаны. Мне достаточно было лишь немного подышать этим задымленным воздухом, чтобы начала кружиться голова.