Шрифт:
Он много раз взглядывал на часы, и ему показалось, что стрелки остановились. Даже потряс руку и послушал тиканье.
В половине девятого Павел говорил себе, что она просто задержалась, что, может быть, ей нездоровится, но в девять понял: не придет.
Сердце у него упало: «Неужели все?-. А может, она уже получила назначение? В другой город? Нет, конечно, — она же лечится!».
— Ну? — внимательно посмотрел на него Блажевич, когда Павел вернулся в общежитие.
Абатурин отрицательно покачал головой.
— Няма чым пахвалицца, — вздохнул Блажевич. — Добра, нам Катя поможет, коли на то пошло.
Утром Линев сказал Абатурину:
— Ты с Блажевичем — на работу, а я — живой ногой к начальству. Ордер на Кузякина перепишу. А то есть такие ловчилы — влезут в жилье, не выгонишь потом.
— А если не перепишут?
— Я им не перепишу! — погрозил бригадир. — Я до райкома дойду, до «Правды».
Повернулся к Кузякину, распорядился:
— Ты иди со мной, Гордей Игнатьич, на улице постоишь, у конторы.
Покопался пятерней в затылке, добавил:
— О грузовичке заодно договоримся. Чтоб быстро, как на фронте.
Когда уже Абатурин и Блажевич уходили, крикнул им в спину:
— Вы мастеру скажите, где мы. Отработаем, за нами не пропадет.
Эта смена тянулась для Абатурина утомительно долго. Состояние Павла, наверно, было заметно со стороны: то Вася Воробей, то Климчук подходили к нему, будто невзначай, спрашивали:
— Как дела, Паня? Здоров? Заходи, не то уведут девку другие парни.
Они говорили, разумеется, о студентке, учившей их девочек играть на пианино. Павел понимал: шутят, и все-таки не мог заставить себя улыбнуться.
Здесь только Блажевич знал, отчего худо Павлу, и старался помочь приятелю.
— Не кисни, аднак, Паня, — шептал Блажевич. — Усе образуется.
Возвращаясь с работы, они одновременно увидели у подъезда общежития огромную грузовую машину. В кузове, волнуясь, сидел Кузякин и тянул шею, — высматривал, не идут ли строители со смены. Вероятно, Линев решил, что в торжестве переселения должна участвовать вся бригада. А может, полагал, что жена Кузякина вдруг учинит скандал и собирал силы для отпора.
Увидев молодых людей, Гордей Игнатьич перекинулся через борт и бросился в общежитие. Вернулся он с Лицевым, одетым в праздничный костюм.
— Едем! — закричал бригадир. — Прямо дождаться вас не могли.
Абатурин ухватился за борт, собираясь прыгнуть в машину.
— Куда?! — еще громче закричал Линев. — Бегите в душевую, мы подождем.
Когда распаренные и переодетые монтажники вернулись к машине, Линев уже сидел рядом с шофером, а Кузякин нетерпеливо топтался в кузове.
Гордей Игнатьевич подал сначала руку Павлу, потом Гришке, кивнул им на старый ватник возле кабины:
— Садитесь пока, Паня и Гриша. Это я мальчикам моим приготовил, чтоб мягче было.
Монтажники поблагодарили, но садиться не стали. Гордей Игнатьевич несколько минут ехал молча, потом осторожно потрогал Абатурина за плечо.
— Что вам? — спросил Павел.
— Слышь, Паша, — сказал, смущаясь, Кузякин, — а вы Гордея из бригады не выставите?
— Нет, зачем же?
— Одни неприятности из-за меня.
— Теперь их, может, не будет, Гордей Игнатьич.
— А то как же! — убежденно воскликнул Кузякин. — Я теперь по линеечке жить буду. С детишками-то.
Сначала машина шла по разрытой, тряской дороге, возле которой сооружались новые дома, потом выбралась на асфальт сравнительно старых улиц и, наконец, заковыляла по окраине проспекта. Приминая строительный мусор, грузовик остановился у подъезда многоэтажного нового дома.
Линев быстро нашел коменданта. Кузякин выволок из грузовика свой сундучок, и все, возбужденно перебрасываясь шутками, отправились в нужную квартиру.
Две комнаты квартиры были заняты семьей машиниста: пожилым железнодорожником, его женой и двумя малолетними детьми.
— Вось гэта справа! — узнав о детях, обрадовался Блажевич. — Мальчишки скучать не будут.
Пока завороженный Кузякин осматривал свою комнату, Линев вышел с железнодорожником на кухню. Бригадир попросил машиниста, чтоб его жена приглядела за детьми Кузякина, пока не найдется приходящая нянька; справился, где можно найти такую женщину; пообещал, что они будут наведываться к детям Гордея Игнатьевича.