На другой день во дворце собрался совет.

Их было шестеро: сам василевс — двадцатичетырехлетний Михаил, кесарь Варда, Фотий, новый логофет, заменивший Феоктиста, Константин и Василий Македонец. С Василием царь был теперь неразлучен.

— Послать наших людей в землю князя Ростислава надо обязательно, — сказал кесарь и вопросительно посмотрел на Михаила.

Михаил попробовал заспорить:

— А нужны ли нам эти моравы? Какая от них польза?

— Польза большая, — принялся спокойно, словно малому ребенку, объяснять Фотий. — Польза в том, государь, что на многих землях, принадлежащих твоей стране, сейчас обосновались арабы. Враги окружают государство со всех сторон, а друзей становится меньше. И когда целый народ предлагает нам дружбу, отдает себя добровольно под влияние нашей церкви, от этого нельзя отворачиваться.

— Ну что ж, давай пошлем. Назови мне имена этих людей.

Фотий взглянул на Константина.

— Я думаю, такой человек находится среди нас, — произнес Фотий.

Теперь уже все повернулись к Константину.

— Ты не так здоров, чтобы ходить на мои пиры, но, кроме тебя да твоего брата, в самом деле послать некого — кто еще так хорошо знает язык славян! — сказал сам василевс Михаил.

Это был редкий случай, когда Михаил не приказывал, а просил.

Константин понял, что пора заговорить и ему.

— В моравскую землю я пойду с радостью. Но прав василевс — будет ли от этого польза?

Теперь даже сам Михаил удивился.

— Польза будет только в том случае, — стал объяснять Константин, — если у них есть грамота. Есть ли у них грамота? — Он посмотрел в глаза царю.

— Грамоты у них нет, государь, — уверенно сказал Фотий. — Народ их неучен и дик. Потому послы и пришли к нам за помощью.

— А ты их своими речами просвещай, — начал было Михаил.

— Просвещение народа без книг на его родном языке равносильно усилиям писать на воде, — тихо, но твердо ответил Константин.

Фотий догадался, чего добивался сейчас Константин, и подхватил:

— Книги, писанные на языке славян, необходимы, государь.

Лицо Михаила покраснело от обиды и злости. Он посмотрел на Варду.

— Зачем надо было собирать совет! Приказали бы, да и все — пусть бы попробовали ослушаться, — капризным детским голосом проговорил Михаил.

Варда с притворным смирением нагнул голову.

— Прикажи, государь.

— Вот я и приказываю, — Михаил говорил по-прежнему обиженным голосом, — раз нет у славян грамоты, значит, надо ее составить. И книги, которые нужны, перевести с нашего языка на славянский.

Константин смиренно, как только что Варда, склонил голову. Он старался не показывать радости.

— Не сразу я догадался о твоем замысле, — говорил Фотий Константину, когда они возвращались из дворца. — Признайся, именно об этом большом деле ты и хотел сказать мне недавно?

Константин согласно кивнул.

— Что ж, можно сказать, первое сражение ты выиграл. Василевс лично приказал тебе составить для славян грамоту, и теперь никто не скажет, что мысль эта исходила от самого тебя, не обвинит в сатанинском замысле. До каких только хитростей нам не приходится опускаться, разговаривая с царями. — Фотий горько улыбнулся. — А я сейчас пишу книгу, где утверждаю, что воля императора всегда должна быть ограничена советом из людей разумных и опытных в управлении страной.

Сначала Константин изобразил звуки, общие у славян и греков. Для них новые знаки было придумывать ни к чему. Он и записал их греческими буквами. Славяне видели их раньше, привыкли к ним.

Каждый неизвестный греческому языку звук он пробовал записывать по-разному. Старался изображать их так, чтобы по своему стилю они не отличались от уже готовых букв. Если знаки казались ему неуклюжими, он их заменял. Другие буквы оказывалось трудно вырисовывать, нужно было придумывать новые.

Каждая буква должна быть простой и четкой — легкой для письма. Ведь книг славянам потребуется множество, и чем проще будут письменные знаки, тем скорее можно переписать книгу. А писать станут люди неумелые, с непривычными к письму руками.

Буквы должны быть и красивыми, чтобы человек, едва увидевший их, сразу захотел овладеть письмом.

Наконец все сорок три буквы новой азбуки были составлены. Ими можно было записать такие славянские слова, как «живой», «бор», «юность», «широта». По-гречески же их написать было невозможно, потому что не было у греков особых букв для звуков «б» «ж», «ю», «ш». Так же, как и для звуков «з», «ц», «ч», «щ», «у», «я».