Он попробовал прочитать вслух, но споткнулся на новых буквах.

— А ну, почитай сам, послушаю, как звучит.

Константин стал читать.

— В самом деле, какой-то дикий язык! Ничего не понимаю! — скоро перебил его Михаил.

— А я все понял! — послышался голос Василия. — Каждое слово!

Он так радостно удивился, что даже Михаил не рассердился, хотя Василий заговорил без разрешения.

— Денег им дай сколько попросят, — повернулся царь к Варде.

Через два дня прощались братья с городом.

Фотий отслужил в их честь молебен в Софии, в главном храме. Провожал он братьев до Золотых ворот.

— Отпускаю вас года на три-четыре. Вы нужны здесь как продолжатели моих дел, — наставлял Фотий. — Обучите необходимых людей и возвращайтесь. Как сказал Вергилий: «Будьте тверды и храните себя для грядущих успехов».

Фотий не знал в тот миг, что прощается с Константином навсегда.

По рекам Дунаю и Мораве от селения к селению передавали славяне радостные вести: едут к ним два мудрых мужа, изобрели те ученые люди понятные народу письмена и везут с собою книги, писанные теми письменами.

Всюду братьев встречали местные жители, с удивлением рассматривали пока еще непривычную грамоту, уговаривали остановиться, пожить, чтобы научили их читать по-славянски.

В столице Великой Моравии уже за неделю знали, что приближаются к городу Константин Философ и брат его Мефодий.

Князь Ростислав вместе с народом вышел навстречу и сам ввел дорогих гостей в городские ворота.

Князь Ростислав умел читать по-латыни, но смысла фраз не понимал, потому что знал язык плохо, лишь произносил слова, не вникая в них.

Отставил князь государственные дела и громко, так, что слышно было во всем замке, читал по складам славянскую книгу. Каждое слово было ему понятно в этой книге.

Константин сидел рядом, поправлял князя.

Грамота Ростиславу понравилась.

Всю жизнь отважно и мудро защищал Ростислав свой народ, родные земли от жадного франкского короля Людовика Немецкого.

«Осенью 855 года повел король Людовик войско против Ростислава, герцога моравов, которые восстали против немецкого господства. Король сражался с малым счастьем и возвратился назад без победы» — так записано было в летописи.

Заодно с немецким королем был и архиепископ зальцбургский. Он считал земли моравов собственным владением, посылал туда своих священников. Десятую часть урожая крестьяне должны были отдавать церковникам.

Немецкие священнослужители наскоро, по-латыни бубнили молитвы, зато обстоятельно, зорко оглядывали поля, пересчитывали стада, чтобы не обманули их славяне, чтобы положенная часть добычи перешла к ним в доход.

Князь мечтал о самостоятельной славянской церкви. «Народ, послушный воле чужеземных священников, не может стать независимым», — думал князь Ростислав.

Братья усердно обучали своих учеников грамоте и церковной службе на языке славян. Ученики были старательными. Скоро среди них выделились самые верные, самые способные. Звали их: Горазд, Климент, Лаврентий, Ангеларий, Славомир, Наум.

На первую службу князь привел всю свою семью.

Лишь его племянник, Святополк, не пошел слушать славянское служение, он был в дружбе с немецкими священниками.

Службу вел сам Константин. Мефодий и ученики помогали ему.

«То было чудное мгновение!.. Глухие стали слышать, а немые говорить, ибо до того времени славяне были как бы глухи и немы» — так написали летописцы о той первой славянской службе.

Константин и Мефодий ездили по стране, основывали новые церкви, обучали новых людей.

Вскоре опустели церкви, где вели службу немецкие проповедники на так и не понятой чужой латыни. Перестал народ слушать посланников архиепископа зальцбургского, друга немецкого короля.

Не повезли им моравы свой урожай.

В тот вечер Константин был дома один. Он сидел при свече, переводил с греческого на славянский новую книгу. Брат уехал в дальние села. Ученики только что разошлись.

По крыше гулко стучал дождь, ветер сотрясал соседние деревья, рвал с них последние листья.

Неожиданно в дверь громко постучали.

Константин привстал, но дверь уже распахнулась, и вошел человек в мокрой одежде.

Это был немецкий священник, один из посланников зальцбургского архиепископа. Священник с первых дней в Велеграде едва замечал Константина. Проходил мимо, не — здороваясь, а когда однажды Мефодий попросил у него взаймы церковную утварь, он грубо отказал.

Теперь этот священник отряхивал грязь и воду у двери, ждал, когда Константин пригласит его пройти к свету и сесть.