— С дороги! — взревел он, силой пробивая путь через стадо конфискованных коров, которых ни за что нельзя было выпускать на дорогу, и вынуждая одного из погонщиков метнуться к обочине. Он лёгким галопом въехал в Адуэйн, одно из самых унылых виданных им сёл — сегодня битком набитое унылыми взорами, ранеными бойцами и завшивленными остатками кто бы знал чьих частей. Бесполезные, жалкие ошмётки неудачных натисков Миттерика выгребли на задворки дивизии, точно навоз из конюшни.

Челенгорм, какой ни есть дурак, хотя бы подчинялся приказам. Миттерик вечно выворачивался из-под них, чтобы всё сделать по-своему. Некомпетентность непростительна, но неподчинение… ещё менее простительно, ети его мать. Когда б каждый делал, что вздумается, не стало бы ни слаженности, ни единоначалия, ни общей цели. Никакой армии вообще, одна здоровенная толпа потакателей своему ничтожному тщеславию. Сама мысль привела его в…

Слуга, неся ведро, внезапно выступил из дверного проёма прямо перед Фельниггом. Запнувшийся конь взбрыкнул, взвился на дыбы и чуть не сбросил его с седла.

— С дороги! — Фельнигг не думая врезал хлыстом поперёк мужицкой физиономии. Слуга завопил и, раскинув руки, повалился в канаву, вода из ведра расплескалась по стене. Фельнигг пришпорил коня и поехал дальше, жар от спиртного в желудке внезапно остыл. Не надо было так делать. Он позволил злобе возобладать над собой, и от понимания этого ещё сильнее озлобился.

Штаб Миттерика оказался наименее управляемым местом во всей его неуправляемой дивизии. Офицеры метались, месили слякоть и перекрикивали друг друга. Здесь не обращали внимания на толковые мысли, повинуясь самым громким. Командир задаёт тон всему подразделению. Капитан своей роте, майор своему батальону, полковник своему полку, а Миттерик целой дивизии. Расхлябанные офицеры означают расхлябанных рядовых, а расхлябанные рядовые означают поражение. На войне распорядок спасает людские жизни. Что за офицер позволяет развести бардак в собственном штабе? Фельнигг натянул поводья, спешился и, строго по прямой, двинулся к занавесу величественного шатра Миттерика, одной только силой неодобрения убирая с пути возбуждённых молодых адъютантов.

Внутри удвоенная неразбериха. Посреди шумного столпотворения алых мундиров, над столом с разложенной самодельной картой долины склонился Миттерик, разглагольствуя во весь голос. Словно порыв ветра, Фельнигг почувствовал накатившее отвращение. Перед ним был худший вид солдата, вид, маскировавший свою никчемность деловитостью, и хуже всего то, что ему чаще удавалось дурачить людей, чем нет. Но Фельнигга ему не одурачить.

Фельнигг сделал шаг вперёд и безукоризненно отдал честь. Миттерик ответил властным жестом, едва ли отведя взгляд от карты.

— У меня приказ для Первого полка Королевской гвардии от лорда-маршала Кроя. Буду признателен, если вы сможете вручить его незамедлительно. — Он не смог полностью изгнать из голоса презрение, и, очевидно, Миттерик это заметил.

— Мы тут немножко воюем, может, вы лучше оставите его и…

— Боюсь, этого будет не достаточно, генерал. — Фельнигг еле-еле удержался вытянуть Миттерика по морде перчаткой. — Лорд-маршал высказался крайне конкретно, и я обязан настаивать на спешке.

Митерик выпрямился, на скуле, с одной стороны его переросшей головы, заиграли мышцы.

— Обязаны?

— Так точно. Абсолютно обязан. — И Фельнигг сунул ему приказ, словно швырнул в лицо, и лишь израсходовав последний остаток сдержанности, придержал его кончиками пальцев.

Миттерик выхватил из руки Фельнигга бумагу, еле-еле удержавшись врезать ему другой рукой по морде, и разорвал конверт.

Фельнигг. Ну и жопа. Что за высокомерный, мелочный болван. Обидчивый придира — никакого воображения, никакой предприимчивости, ничего из того, что северяне с их даром простоты называют «кости». Повезло ему, что с ним дружит маршал Крой, повезло, что Крой тянет его вслед за собой, иначе, он бы так и закончил свою карьеру упакованным в капитанский мундир.

Фельнигг. Что за жопа. Миттерик помнил, как тот приволок шесть своих разнесчастных фургонов, после того, как Крой одержал блестящую победу в Ульриохе. Помнил, как он требовал отметить свои заслуги. Его батальон стёрли в пыль во имя шести, мать их, фургонов. Само собой, его заслуги отметили — Миттерик уже тогда подумал: что за жопа, и за все прошедшие годы его мнение не изменилось.

Фельнигг. Что за гнойная жопа. Только посмотрите на него. Жопа. Наверно он до сих пор считает себя лучше всех остальных, хотя Миттерик доподлинно знал, что навряд ли тот встаёт с постели, не выпив. Наверно думает, что лучше Миттерика справился бы с его работой. Наверно думает, что и лучше Кроя. Чёртова жопа. Перед ним был худший вид солдата, вид, маскировавший свою тупость исполнительностью, и хуже то, что ему чаще удавалось дурачить людей, чем нет. Но Миттерика ему не одурачить.

Уже две атаки на мост захлебнулись, на очереди была подготовка к третьей, и не было времени, чтобы тратить его на этого чванливого буквоеда. Он повернулся к Опкеру, своему начальнику штаба, тыча в карту смятым приказом.

— Передайте Седьмому — приготовиться, и чтобы сразу следом выступил Второй. Чтобы конница пересекла мост тут же, как только появится любой опорный пункт, проклятье, эти поля созданы для конной атаки! Уберите с дороги Кельнский полк, уберите раненых. Если нужно, скиньте их в реку, мы ж даём северным тварям время укрепиться. Раз они хотят крови — устроим им кровавую баню! Так и передайте, чтоб на этот раз добились цели, или я пойду туда, и сам поведу их в бой, и плевать, сумею ли я засунуть в доспехи свою толстую задницу. Велите…