Вообще трудно поверить, что идёт война.

Но в то же время по опыту Утробы, а у него его хоть отбавляй, войны сделаны из девяноста девяти частей нудной скуки (обычно в холоде и сырости, голоде и простуде, часто волоча на себе в гору неподъёмный груз железа) и одной части жопораздирающего страха. Он снова задумался, за каким хреном вообще влез в это чёрное дело, и за каким хреном до сих пор из него не выбрался. Способности к такому ремеслу, либо отсутствие способностей к чему-то иному? Или, быть может, его просто несёт по ветру и ветром прибило сюда? Он всмотрелся ввысь, в глубине неба перемещались клочки облаков: вот одно воспоминание, вот и другое.

— Красиво, — снова произнёс Агрик.

— На солнышке всё симпатичней, — сказал Утроба. — Если б шёл дождь, ты бы назвал её самой уродской долиной на свете.

— Может быть, — Агрик закрыл глаза и откинул голову. — Но дождь не идёт.

Факт, и не обязательно радостный. Утроба давным-давно обзавёлся привычкой обгорать на солнце, и потратил большую часть вчерашнего дня, пятясь бочком вслед за тенью высочайшего из Героев. Только одно ему нравилось меньше жары — холод.

— О, под крышу бы, — пробормотал он. — До чего ж обалденное изобретение, чтобы держать погоду на расстоянии.

— Чуточку дождя меня вовсе не утомит, — буркнул Агрик.

— Ты молод. Погоди, пока в моём возрасте не нахватаешься под открытым небом всех видов непогоды.

Агрик пожал плечами.

— К тому времени я надеюсь обзавестись крышей, вождь.

— Грамотно, — проговорил Утроба. — А ты наглый сучёнок. — Он выдвинул потрёпанную подзорную трубу, ту, что забрал у мёртвого офицера Союза, зимой найденного ими замёрзшим, и снова вгляделся в Старый мост. Ничего. Проверил отмели. Ничего. Провёл взглядом по Оллензандскому тракту, вскинулся на движущееся там пятнышко, а затем понял, что это крохотная мошка на том конце трубы, и отступился. — Ну, сказал бы, что, по крайней мере, при хорошей погоде лучше видно.

— Да ладно, мы же выслеживаем Союз! Эти ребятки на брюхе подползти не смогут. Ты слишком уж беспокоишься, вождь.

— Кто-то должен. — Всё же Агрик заметил верно. Между чрезмерным и недостаточным беспокойством равновесие шаткое, и постоянно выходило, что Утроба заваливал его в сторону чрезмерности. От каждого намёка на движение он вздрагивал, взвинченный до готовности созывать к оружию. В небе лениво парили птицы. На склонах оврагов паслись овцы. Вдоль трактов ползли крестьянские подводы. Некоторое время назад Весёлый Йон с Атроком начали упражняться с секирой, и от внезапного скрежета металла он, почти, нахер, намочил штаны. Утроба слишком уж беспокоился, всё верно. Жаль только, человеку не дано по желанию взять и перестать.

— Зачем мы здесь, Агрик?

— Здесь? Ну, понятно зачем. Сидим на Героях, начеку, смотрим, не появится ли Союз, чтобы известить Чёрного Доу, коли так и случится. Как обычно, в разведке.

— А то я не знаю. Ведь я же тебе всё это и велел. Имелось в виду, зачем мы здесь?

— Что, типа — смысл жизни и всё такое?

— Да нет, — Утроба хватался за воздух, словно хотел выразить нечто, никак до конца не дававшееся в руки. — Зачем мы здесь?

Лицо Агрика изошло морщинами, когда он об этом задумался.

— Ну… Девять Смертей убил Бетода, и забрал его цепь, и объявил себя королём Севера.

— Верно. — Утроба хорошо помнил тот день. Распростёртое, окровавленное тело Бетода в кругу, толпа ревёт имя Девятипалого, и он сам, трясётся в ознобе, невзирая на солнце. — И?

— Чёрный Доу предал Девять Смертей и забрал цепь себе. — До Агрика дошло, что он использовал несколько рискованный оборот речи. — В смысле, ему пришлось так поступить. Кому б захотелось в короли такого бешеного психа, навроде Девяти Смертей? Но Ищейка назвал Доу изменником и клятвопреступником, вместе с большинством кланов с низовий, с окрестностей Уффриса — те всегда шли за ним. И король Союза тоже. Он сделался другом Девятипалого, побывав вместе с ним в каком-то прибацаном путешествии. Вот Ищейка и Союз решили пойти на Чёрного Доу войной, и вот поэтому мы и здесь. — Агрик откинулся на локти и закрыл глаза с предельно довольным собою видом.

— Весьма достойное понимание истоков текущего противостояния.

— Спасибо, вождь.

— Откуда пошла распря Чёрного Доу с Ищейкой. Почему Союз принял в ней сторону Ищейки, хотя я бы сказал, тут дело скорее в том, кто чем владеет, чем кто чей друг.

— Ладно. Ну вот, стало быть.

— Но зачем мы здесь?

Агрик снова хмуро приподнялся. Позади них металл грохнул о дерево — его брат нанёс удар Йону в щит и, несмотря на все старания, оказался повержен.

— Дура, я сказал — вбок! — донёсся невесёлый рык Йона.

— Так… — попытался Агрик, — по-моему, мы стоим за Доу, потому что, бандит он или нет, но Доу стоит за Север.

— За Север? Чего? — Утроба потеребил траву подле себя. — Леса и холмы, и реки, и прочее, он, выходит, стоит за них? Большая им радость, если по ним топчутся целые армии?

— Ну, не сама земля. Народ, вот я о чём. Ну, понимаешь. Север.

— Так ведь на Севере полным-полно самого разного народу, нет? Среди них уйма людей, которым не шибко много дел до Чёрного Доу, и ему уж точно мало дела до них. Большинству просто бы жить себе, пригнув голову, да наскребать на пропитание.