– Крылья мне отрезал Леопольд. Сам. В подвале замка Хайклифф. В воздухе еще пахло гарью от пожара, в котором сожгли твою семью. Медведь и Олени стояли и смотрели, как Леопольд режет мне крылья. Там были и другие верлорды – Кони, Бараны, Кабаны и прочие. Лев взял серебряный кинжал и отрезал мои прекрасные крылья. Вырвал их с корнем.

Дрю замутило. Он отвернулся, не в силах смотреть на ужасные шрамы Гриффина. У него перед глазами встала картина – Леопольд удерживает Гриффина одной рукой, а другой вырезает крылья из спины лорда-ястреба. Когда Дрю обернулся, Гриффин уже успел снова надеть свою рубашку.

– Как ты понимаешь, трудно такое простить даже спустя столько лет.

– Простите, милорд, я не… – начал Дрю.

– Конечно, ты не знал, – не дал ему договорить Гриффин. – Берган и Манфред хорошие люди, попавшие в жуткую ситуацию. Они избежали физической расправы Льва, но их гордость навсегда была уязвлена. Я тоже, наверное, мог остаться со своими крыльями, если бы не был слишком упрямым. – Гриффин покривился и продолжил: – Гвардейцы Леопольда отволокли меня назад, в Виндфелл – с ними был еще этот предатель Скир, один из моих братьев – и провели меня перед моими земляками, чтобы предупредить их всех: если кто-нибудь из Ястребов вновь захочет расправить свои крылья, его ждет неминуемая смерть. Скир был единственным Ястребом, вставшим на сторону Льва, причем сделал это задолго до убийства Вергара. Меня заставили зачитать послание Леопольда. Гвардейцы показывали всем лордам-ястребам мои отрезанные крылья, а я читал указ, под страхом смертной казни запрещающий фалконтропию.

– Фалконтропию?

– Так называют способность лордов-ястребов к трансформации. У всех оборотней она называется по-разному: ликантропия у Волков, фелинтропия у Котов, канинтропия у Псов и так далее. Ястребы – это оборотни-фалконтропы.

– Значит, Леопольд запретил вам трансформироваться?

– Верно, – сказал Гриффин, вновь присаживаясь у окна. – Кроме того, всех лордов-ястребов объявили предателями и запретили им возвращаться в Бейрбоунс. Мы были изгнаны со своей родины под страхом смерти. Армия Леопольда передала Скиру власть в Виндфелле, а меня оставили при дворе нового барона как живое напоминание о том, что ждет каждого, кто посмеет выступить против короля-льва.

– Где же сейчас лорды-ястребы?

– Умерли. Убиты. Забыты. Честно скажу, не знаю. Леопольд и Скир уничтожили мой народ. Лордов-ястребов выгнали из Виндфелла за одну ночь – всех до единого. А ведь мы были некогда могучим и многочисленным народом, наши гарнизоны были расположены в башнях и цитаделях вдоль всего горного хребта Бейрбоунс, лорды-ястребы служили командирами и разведчиками в армиях всех Семи земель. Но Леопольд уничтожил нас.

– А Скория? Как вы попали из Виндфелла в Печь?

– Свою роковую роль сыграло наше знакомство с Кессларом, – сказал Ястреб и ударил своей костистой рукой по оконной раме. – Кесслар и Скир были давними друзьями. Авантюристы, лжецы, воры – в них всегда было много общего. Кесслар часто навещал Виндфелл, это было единственное место во всем Семиземелье, где его хорошо принимали, и только сюда он приезжал не ради наживы. Разумеется, делал он это не ради брата или меня, просто хорохорился перед моей дочерью.

Гриффин замолчал, глядя в ту сторону, где на своей койке спала Шах.

– Сколько ей тогда было?

– Двенадцать, совсем ребенок. Но Кесслар сделал Скиру предложение, и старый мошенник не смог сказать «нет». Они заключили сделку, и Козел заставил меня плыть в Скорию, чтобы сражаться там в Печи, а Шах оставил при себе.

Дрю попытался представить себе, какой, очевидно, была жизнь юной Шах. Сколько знал ее Дрю, она всегда оставалась в мрачном настроении, оно не покинуло Шах и теперь, когда она обрела долгожданную свободу.

– Она, я полагаю, была сильно запугана.

– Нисколько не сомневаюсь в этом, но мы, лорды-ястребы, сделаны из прочного материала. Проведя четыре года в Печи, я добился уважения со стороны моих хозяев, и меня освободили от поединков на арене. Меня поселили отдельно от рабов и гладиаторов, и я стал тренировать бойцов Ящерицы, а моей дочери пришлось служить самому Кесслару, она была его глазами и крыльями, на которых могла долететь в такие места, куда никто другой не мог добраться.

– Как она познакомилась с Джоджо?

– Она увидела его на арене в Печи, – ответил лорд-ястреб. – Джоджо был лучшим гладиатором-человеком из всех, кого я тренировал. Когда Кесслар выкупил его у Игнуса, они с Шах стали проводить вместе много времени на борту вот этого судна, на котором Кесслар перевозил своих рабов. Так посреди несчастий, которые сеял вокруг себя Кесслар, зародилась и расцвела их любовь.

– Она выглядит взволнованной, – шепнул Дрю, глядя в сторону спящей Шах.

– Если она сумеет дотянуться своими когтями до Кесслара, вырвет ему глотку.

– За то, что он сделал с вами?

– Нет, – вздохнул Ястреб. – За то, что случилось с ее ребенком.

– Ребенком? – ахнул Дрю.

– Тише, парень, – сказал Гриффин, еще больше понижая голос, и передвинулся ближе к Дрю.

– У них с Джоджо есть ребенок?

– Нет, Дрю, это произошло задолго до ее знакомства с Джоджо. Когда моя дочь путешествовала вместе с Кессларом, она познакомилась с одним парнем – красивым, рисковым. Он слишком много мнил о себе и совершенно не годился в мужья. Шах была еще девушкой-подростком и решила, что безумно влюблена в этого парня. Может, это действительно так было, теперь этого уже не узнаешь. Как бы то ни было, Шах забеременела, но еще до того, как она поняла это, тот парень – отец ребенка – испарился. Чтобы скрыть свою беременность, Шах последние ее месяцы оставалась в Скории, Кесслар уехал тогда без нее.