Теперь расхохотался комменданте:

– Я тебе выдам письменное свидетельство, что всё так и было. А где ты живешь?

– На Чукотке. Нас отделяет от Америки только узенький Берингов пролив.

Комманданте присвистнул:

– Да, велика Россия. А родной отец жив?

– Жив, полковник, командир части на заполярном острове. – Я осекся, решив, что сказал лишнее.

Комманданте это понял:

– Не бойся, мы теперь с Россией – друзья. Хотя, видишь, брат, как мир изменился. В России теперь капитализм, а мы вот начали строить социализм… Как вы раньше.

Он резко переменил тему:

– Как ты думаешь, может быть, после смерти отчима твой отец вернется к вам?

Тут я не выдержал и расплакался:

– Зачем теперь ему мы, товарищ президент? Отец скоро будет учиться в Академии Генерального штаба, станет генералом, а мать – обыкновенная уголовница, как не крути.

– Ну, ну, нельзя так говорить о матери. Мать у человека только одна. А он – твой отец, он тебя наверняка любит. Может быть, и её тоже. Он ведь не женился во второй раз?

– Нет.

– Вот видишь.

…

… Комманданте на пару со мной нырнул в пещеру. Назад я возвращался, толкая перед собой свою самодельную лодку, и погрузил её в моторку. Комманданте тоже вернулся с уловом, став со стены пещеры переговорное устройство.

– Подарю потом пограничной охране, – объяснил он.

– Когда шум уляжется. Чего добру пропадать, – и подмигнул мне: – Мы же, крестьяне, ребята запасливые.

– Тут, на острове, живет домашний оцелот, – вспомнил я, – но он куда-то убежал, видимо, боится, когда много людей. Пусть пограничники его не обижают.

– Учту.

Потом мы долго сидели на берегу, жгли костер, ели жареное мясо. Комманданте уговорил меня первый раз в жизни выпить рюмку. Это была крепкая местная водка из кактуса, которая называется кокуй. Одной этой рюмки мне хватило, чтобы я захмелел, у меня развязался язык, и я стал рассказывать про свою жизнь на Чукотке. Но слушали меня, вроде бы, внимательно.

Затем комманданте запел. У него оказался довольно нежный голос, никак не гармонировавший с его мужественной внешностью. Пилот сказал мне на ухо, что президент поет свои собственные песни. Он и поэт, и музыку сочиняет, и художник.

Потом между комманданте и его сопровождением разгорелся спор с участием Лолиты. Из-за выпитой рюмки и жаргонных слов, которые употребляли спорящие, я уже был не в состоянии понимать сказанное ими и ушел на берег – прощаться с Островом мух. Вот и случилось то, о чем мечтает каждый мальчишка – я побыл Робинзоном. Правда, это чуть не стоило мне жизни, а еще шесть человек были убиты: отчим, пилот Отто, двое бандитов и двое «камарадос».

Я, видимо, сел на то самое место, где раньше сидела Лолита под дулами автоматчиков, когда мы прилетели сегодня на остров. Рядом я заметил выложенные ею из зеленоватых камешков две латинские буквы: «AU». Чтобы это значило?

Может быть, инициалы её парта? – несколько ревниво подумал я.

Потом просиял. Ну и Лолита, ну и партизанка!

Я сгреб камешки с песка и пошел к беседке, где комманданте о чем-то тихо беседовал с Лолитой. Невзирая на этикет, сел рядышком и выложил на столе из зеленоватых камешков те же буквы: «AU».

– Лолита, признавайся, ты училась на геологическом факультете?

Лолита лукаво посмотрела на меня:

– Ну, ты и болтун. Нет, геологом был мой отец. А ты как догадался?

– У нас на Чукотке геологов – как котят не резанных.

– «Котят не резанных» – это что?

– Русская идиома. Значит, много. И эти зеленые камешки я у них видел.

Комманданте недоуменно вслушивался в наш разговор.

– О чем это вы, ребята?

– «AU» – это обозначение золота. Лолита нашла на острове золотоносную породу.

– Возможно, что нашла, – поправила меня Лолита.

– Содержание золота может оказаться в породе настолько малым, что не будет иметь смысл открывать прииск.

Комманданте стал внимательно рассматривать камешки.

– Не трудитесь что-либо увидеть, – рассмеялась Лолита. – Это вулканическое золото, а не самородное. Оно в расплаве породы. А самородное, если есть, то на дне лагуны.

– Эх, не хотелось бы мне видеть на этом чудесном острове грохочущую драгу, – сказал президент, – но проверим у специалистов.