Аргументов у меня не было. Я должен был, во чтобы-то ни стало, нелегально проникнуть на континент и самостоятельно добраться до ближайшего российского посольства, иначе меня ждет мрак латиноамериканской тюрьмы.

Уже начинало темнеть. С последним лучом солнца я оглядел горизонт и убедился, что он по-прежнему пуст. Можно было и дальше плыть в надводном положении, но я опасался, что даже слабый огонек на моей подлодки, даже отблески света от приборов на стеклах иллюминаторов, помогут меня обнаружить в темноте издалека.

Я вздохнул, зачерпнул горсть воды из Атлантики, протер ею лицо, полез вовнутрь и стал задраивать люк. Подумав, я задал 15-метровую глубину погружения лодки, чтобы ненароком не попасть под винты случайно проходящего корабля. Прожектор подлодки я отрегулировал так, чтобы он освещал путь вперед, но несколько вниз, чтобы не налететь на какую-то подводную скалу. Хотя карта показывала большие глубины почти до самого берега. Эхолот на лодке для измерения глубин я побоялся включать, так как понимал, что его акустический сигнал может кто-то запеленговать по соседству.

Всё прошло как по маслу. В три часа ночи по моим вычислениям и показаниям лага, я уже был в нескольких километрах от берега. Я решился всплыть и вздрогнул от неожиданности: берег был в нескольких сотнях метров от меня. Он высился темной громадой при свете луны. Еще бы пару минут хода и я бы врезался в него. Где-то справа, в километре от меня мерцал одинокий огонек. И больше ничего. Луна, звезды, темный силуэт гор и белеющая полоска пляжа.

Я решил подплыть поближе, но не на дизеле, а на электромоторе, который работал очень тихо. Когда до берега оставалось метров пятьдесят, решился на пару секунд включить эхолот. Он показал глубину семь метров и довольно ровное дно. Потом я включил навигатор планшета, записал на кусочке бумаге свои точные координаты и засунул его в сумку отчима вместе с планшетом. Плотно закрыл все карманы на сумке, выставил её на крохотную палубу подлодки и задраил люк.

Потом нажал резиновую кнопку на борту подлодки, и она начала погружаться в воду. А я поплыл к берегу, пропустив через голову ремень сумки и держа её на спине. На берегу открыл сумку и оделся, даже поменяв плавки, чтобы мокрое пятно на брюках не могло меня выдать, если меня арестуют в ближайшие минуты. Я чувствовал себя, как в старом советском фильме, американским шпионом, заброшенным в СССР.

Впрочем, какой же я американский шпион? В Советском Союзе меня бы назвали комсомольцем-героем. Угнал у бандитов подлодку с кокаином. Правда, я не комсомолец, так как комсомол приказал долго жить. Подумав об этом, я снова вспомнил о давнем письме матери моему отчиму, найденном в его папке. Нет, я сын своего отца, Николая Ивановича, полковника российской армии, а не отчима-коммерсанта. Разве отчим был бы способен угнать подлодку? Да никогда! А вот мой отец – запросто. И я весь в него, такой же решительный.

Так я подбадривал себя, очевидно, боясь ареста в ближайшие минуты.

Но абсолютно никому на берегу я был не нужен. Местный народ, очевидно, спал. Я выбрался с пляжа на широкое плато, где вдоль берега петляла узкая тропинка. Совсем как у нас, где-нибудь в Крыму или в районе Сочи, куда мы семьей ездили с отчимом. Я больше часа шел по этой тропинке, полагая, что она меня куда-нибудь да выведет. Была полная луна, достаточно хорошо освещавшая тропинку. Только раз мне встретилась какая-то женщина, судя по силуэту, пожилая. Она прошла мимо, тихо сказав: «Buenas noches!» («Спокойной ночи!»), на что я побоялся ответить.

А потом я влип. Причем, влип в буквальном смысле слова. Дорогу преграждала небольшая речушка, скорее даже ручей, метров десять шириной. Тропинка возле неё свернула куда-то наверх, вдоль реки. Я прошел по ней метров сто и не обнаружил никаких признаков мостика или переправы. Это меня насторожило. Я побоялся удаляться слишком далеко от океана, рискуя заблудиться. Поэтому решился, как вскоре оказалось, на глупейший поступок: вернулся, чтобы пересечь ручей вброд. Разделся до плавок, и смело шагнул среди прибрежных кустов в воду, держа сумку на голове. Второй шаг я уже сделать не смог, потому что сразу оказался по грудь в воде. Причем, ноги не стояли на дне, а выше колена провалились в какую-то вязкую «муляку», как называют такое гнилое дно у нас. Я бросил сумку на берег и с величайшим трудом, цепляясь за кусты, вылез назад из речушки, весь испачкавшись в грязи. Причем, сразу понял, что сдуру попал в мангровые заросли, о которых так часто читал, но не видел воочию. Они есть в тропиках по всему свету.

Мне не осталось ничего другого, как найти выход к океану и выкупаться, снова сменив плавки. Пока я купался и очищался от грязи, мне пришла в голову другая неприятная мысль. У мангрового кустарника длинные, так называемые воздушные корни, иногда по несколько метров, которые обнажаются во время отлива и оказываются под водой во время прилива. Поскольку, выкарабкиваясь из речушки, я цеплялся в темноте за мангровую зелень, а не за эти корни, правильно предположить, что сейчас был прилив. Какова высота прилива в этой местности, я абсолютно не знал, только читал когда-то, что приливы бывают и десятиметровой высоты. А что если завтра «моя» подлодка окажется лежащей на берегу, как выбросившийся на берег кит?

Конечно, можно было сказать: ну и черт с ней, субмариной. Лежащая на отмели, она сразу привлечет внимание тысяч людей и полиции, а я буду уже далеко. Но во мне заговорило тщеславие: если я сам сдам угнанную подлодку властям, то получу преференции: легче будет следить за расследованием преступления, легче решить вопросы с наследованием, легче убраться из страны.

Как раз в это время начало светать и я обнаружил, что всё время шел параллельно шоссе, которое петляло по горам в двух сотнях метров выше тропинки. Я вскарабкался по склону на шоссе и пошел дальше по нему. Взошло солнце. За ближайшим поворотом горы находился небольшой поселок. Когда я проходил по его единственной улочке вдоль шоссе, то увидел группу бесцельно стоящих людей, как это обычно бывает, когда люди ждут автобус.