— Надо послать на юг Хандзо, — осторожно предложила Го Цань. — Он хорошо поработал по регентам, вычислил схрон траурных синоби, Симадзу не станет большим препятствием.

— Я бы на это не очень надеялся, — не согласился Единая Сталь. — Два моих тюнина [78] провалили покушения и были распяты на воротах замка Такахисы. Князь подготовил трех двойников, внезапно меняет маршруты движения… Убить Симадзу будет очень непросто.

— Действуем по прежнему плану, — после недолгого молчания заключил Иттэцу. — Саюки, Го Цань даст тебе в помощь еще несколько женщин-куноити — не на тебя, так на другую синоби Ёшихиро рано или поздно клюнет. Ономати, Гекку и другие семьи работают по войскам Такахисы. Не сможет достать самого даймё — есть еще его генералы, иезуиты…

Говорят, что при сильном стрессе или горе любой человек проходит пять обязательных стадий. Первая — отрицание. «Нет, только не со мной», «нет, с ним это не могло случиться» — существует масса форм неприятия травмирующей ситуации. От физического — закрыть глаза и уши руками — до эмоционального — смеха и улыбок. Известны случаи, когда матери, потерявшие ребенка, продолжали нянчить куклу. Одевать ее, мыть… Так наше сознание защищается от разрушительной силы стресса. Первый этап я проскочил довольно быстро. Поверить в смерть жены оказалось просто: в Средневековье каждая третья женщина умирает родами или во время выкидыша. Родовая горячка вплоть до девятнадцатого века, когда научились мыть руки до врачебных процедур, — одна из основных причин смертей женщин и младенцев.

Вторая стадия — гнев. Когда человек уже не в силах отрицать очевидное, его начинают переполнять ярость и гнев. Из года в год мы видим, что мир логичен. За восходом следует закат, за рождением — смерть. Но как быть с преждевременной смертью? В чем ее логика? В сознании бьется одна-единственная мысль: «Почему именно Тотоми?» Здоровая, уже рожавшая женщина — и вдруг такая трагедия. Это воздаяние за ее или мои грехи? Или просто бессмысленная случайность, каких много вокруг? Переполняющее бешенство еще сильнее влияет на организм, чем отрицание. В моем случае гнев душил и сжимал тисками грудь. Мне было тяжело дышать и говорить. Хорошо, что я сразу понял: злость может меня убить. Надо ее выплеснуть. Тут вовремя под руку подвернулся Аютигата Саи, и мне удалось перейти на третий этап.

Он называется «торговля». Пациент пытается договориться с неизлечимой болезнью, заложник уговаривает отморозков-террористов подарить ему жизнь. Опять же примеров масса. По существу, подобные «сделки» представляют собой попытку отсрочить неизбежное или вернуть навсегда ушедшее. И разумеется, большая часть подобных сделок заключается с богом или богами. Не стал исключением и я. Сразу после убийства церемониймейстера (давайте уж эту внесудебную расправу называть своим именем) я отправился в храм Тайсэкидзи. Мне нужно было выговориться, а точнее — «купить» прощение. И лучшей кандидатуры для этого дела, чем Наба Санэнага, у меня не было. Впрочем, я зря надеялся. Нормального разговора не получилось. Священник был сама любезность, отменил ради меня все свои встречи (как раз начался съезд священнослужителей синто), внимательно слушал, перебирая четки. Но разве мог человек шестнадцатого века понять душевные терзания жителя двадцатого? По понятным причинам я не мог рассказать правду о себе, поэтому разговор получился сумбурным. Перескакивая с третьего на пятое, я обещал все исправить, вернуть все в прежнее русло — только пусть высшие силы перестанут отвешивать мне удар за ударом. Тяжела и неказиста жизнь простого атеиста. Как только прижмет посильнее, сразу бежим за помощью к потусторонним силам. Наба, конечно, от лица японских богов пообещал мне максимальную помощь.

Он организовал специальный молебен, совмещенный с символическим очищением хараи, после которого пытался успокоить меня храмовыми медитациями. Во-вторых, предложил устроить пышные похороны праха Тотоми. Дабы ее перерождение случилось как можно скорее и как можно в лучшем виде. По обычаю, когда человек умирает вне дома, его сжигают. Урну с пеплом привозят родственникам. И хранят сосуд в том же месте, где стоит домашний алтарь. Я же при поддержке Набы решил пойти дальше и устроить рядом с Тайсэкидзи красивый колумбарий, который станет отличной памятью первому близкому мне в этом времени человеку. Погребальный комплекс должен включать в себя высокую пирамиду, каждый камень которой будет иметь полукруглые ниши для хранения урн с прахом почивших. А на вершину я планировал поставить мраморную статую жены, обращенную в сторону востока. Тотоми будет первая встречать лучи восходящего солнца. Может ли скульптуру разрушить землетрясение? Вполне. Но меня это не останавливало.

Визит в Тайсэкидзи все-таки сделал свое дело. Я перешел на четвертую стадию переживания горя — депрессию. Мир стал серым и неинтересным. Я стал больше времени проводить, валяясь в постели, разглядывая потолок. Разогнал адъютантов и денщиков, прекратил утренние тренировки, запретил слугам заходить без разрешения в спальню. После смерти церемониймейстера меня стали бояться, и только Саюки умудрялась выводить меня из оцепенения. То принесет икебану из цветов, то новую расписную ширму. Девушка с моего разрешения дала расчет старым фрейлинам, отправила на покой Суку (пришлось даже специальный указ подмахнуть на эту тему), после чего набрала новых наложниц. Дамы, дабы меня расшевелить, пошили себе мужские штаны хакама (это вызвало целый скандал в Киото, который, впрочем, прошел мимо меня), научились играть в футбол и устроили целое соревнование. Разбились на две команды, выбрали судью из мужчин-самураев и два часа подряд гоняли мяч из бычьего пузыря, набитого травами. Получился турнир по мини-футболу, но мне было приятно. Я даже на некоторое время отвлекся от горьких мыслей и поболел за одну из команд. Впрочем, хандра быстро вернулась обратно.

Саюки не отставала от меня и в один из дней добилась осмотра у врача.

Акитори Кусуриури был вежлив, внимателен и настойчив. Исследовал мое горло, уши, прослушал сердце и легкие. Измерил пульс, проверил коленный рефлекс. До последнего додумался сам, впрочем, как и до аппарата измерения давления. Зная мою любовь к новинкам, начал рассказывать, как дошел до жизни такой. Наверное, думал, что новый виток прогресса в медицине встряхнет меня. Поначалу так и было. Я с интересом послушал о том, как Акитори вставлял в артерию лошади стеклянную трубку, в которой удалось зафиксировать подъем крови на один сяку выше уровня левого желудочка сердца. Но это еще не все. Оказывается, доктор изобрел специальный прибор, состоящий из стеклянного цилиндра, суживающегося на одном конце и переходящего в трубку на другом.

Акитори вытащил из рукава чертеж и, близоруко щурясь, начал увлеченно объяснять:

— Вот тут, как видите, трубка цилиндра соединяется с резервуаром воды, а вот это отверстие служит для выливания воды из устройства. В свободное отверстие цилиндра, снабженное матерчатым рукавом, обхватывающим плечо, вставляется рука человека. По установке руки в цилиндре в него вливается из резервуара вода при закрытом правом отверстии и открытом до полного вытеснения воздуха из цилиндра левом. Вот тут будет запирающий кран…