Шрифт:
Увидав жонглера, Ив вспомнил Госелена. Что сталось с его легкомысленным «другом»? Продолжает ли он «зарабатывать» в замке Понфор? Знает ли он о его аресте и исчезновении из подвала? Госелен так спешил в Париж на ярмарку, а вот и опоздал. Уж не поплатился ли он на него, Ива? Клещ кого угодно обвинит, чтобы спасти свою шкуру. Ив вспомнил, что у Госелена было письмо к хозяину парижской таверны, марсельцу. Не к хозяину ли «Железной лошади»? Ив удивился самому себе: какое ему дело до судьбы Госелена, случайно повстречавшегося ему и навязавшего свою пресловутую «дружбу»?
Жонглер продолжал свое представление. Обращаясь я обезьянке, он спросил:
— Могу ли я пройти к святому отцу?
Обезьянка фыркнула и протянула ему лапу.
— А, понимаю! — воскликнул жонглер, вынул из кармана яблоко и дал обезьянке. — Теперь вы проводите меня к святому отцу?
И под смех и крики толпы он усадил обезьянку себе на плечо, где она занялась яблоком и, съев его, стала преспокойно почесываться и разыскивать у себя в шерсти насекомых. А жонглер взял в руки висевшую у него за спиной виолу, смычок и, подыгрывая себе, стал нараспев говорить:
Рим и всех и каждого Грабит безобразно, Пресвятая курия [44] — Это рынок грязный. К папе ты направишься, Ну, так знай заранее: Ты ни с чем воротишься, Если пусты длани [45] . Писарь и привратники В этом с папой схожи, Свора кардинальская Не честнее тоже.Слова жонглера сопровождались шумным одобрением Слушателей.
44
Курия — верховное управление римско–католической церкви.
45
Длань (древнеслав.) — рука, ладонь.
— Верно! Так оно и есть! — раздавались выкрики.
Кончив свой сирвент [46] , жонглер снял обезьянку с плеча и поставил ее на пол, потом дал ей в лапы свою шляпу и пошел по кругу. Обезьянка протягивала шляпу людям, а те бросали в нее железные и медные су. Обойдя круг три раза, жонглер снова стал посредине, а обезьянку усадил перед собой на землю. Начался любимый номер зрителей — диалог между жонглером и обезьяной. Жонглеры обладали древнейшим искусством произносить слова не своим голосом и не раскрывая рта. Так и этот жонглер говорил и за себя и за обезьяну, и «ее» голос был похож на голос ребенка. Свой же голос жонглер старался понизить до баса, и эта резкая разница голосов вызывала смех и шумную радость толпы.
46
Сирвент — песня труверов о рыцарской войне, мщении или ненависти или же сатира, разоблачающая общественное явление или политический строй.
— Скажи, кто пойдет в рай? — басил жонглер.
— Святой отец папа и все клирики, — пищала обезьяна.
— А еще кто?
— Убогие бедняки и калеки, сервы, умершие от голода и нищеты.
— А в ад?
— Туда пойдут магистры и философы, рыцари, погибшие на турнирах и на войне, простые воины и свободные вилланы.
— А куда же пойдут нежные благородные дамы? Куда денутся золото, серебро, пестрые ткани и дорогие меха?
— В ад! — пискнула обезьяна.
— В ад! — крикнули из толпы.
— А музыканты и жонглеры?
— В ад!
— А короли всего мира?
— В ад!
— В ад! В ад! — дружно подхватила толпа.
— В таком случае, я хочу быть в аду! — сказал жонглер своим обыкновенным голосом, раскланялся и снова пошел по кругу, протягивая шляпу, в которую на этот раз посыпались и серебряные монетки.
В эту минуту рядом с Ивом очутился высокий, худой монах в потрепанной коричневой одежде, с тонзурой [47] на макушке, с четками на кисти руки. Пронзительно и зло он крикнул толпе, подняв руку с пальцами, сложенными в крестное знамение:
47
Тонзура — выбритое кружком место на макушке у католических духовных лиц.
— Несчастные! Вы жадно глазеете на кощунственное зрелище, слушаете богомерзкие, еретические слова, и развращенный ухищрениями демонов разум ваш не постигает истины! Откройте глаза ваши и уши ваши! Разве не знаете, что человек, умеющий говорить, не раскрывая рта своего, одержим дьяволом, находящимся у него в животе и говорящим оттуда? А это безобразное животное не что иное, как один из демонов, принявший свой любимый вид — обезьяний. Вы же видели, как эта обезьяна хромает, а хромота — отличительная черта дьявола! И всего этого мало вам, о несчастные, лицезрением дьявола обрекающие себя на вечные муки в пламени ада!
Никто не обращал внимания на истошные вопли монаха, и толпа стала медленно растекаться в одну и другую сторону моста. Ив видел, как жонглер снял со спины холщовый мешок, сунул в него обезьянку, снова надел мешок на спину и пошел по направлению к городу. За ним ушел и монах. Из толпы школяров, мимо которой он проходил, раздался свист, и вдогонку монаху полетело печеное яблоко, угодившее ему в спину. Монах подобрал полы своей рясы И пустился бежать под громкое улюлюканье школяров и присоединившихся к ним мальчишек.