Шрифт:
Одна за другой женщины исчезали во мраке ночи. Они бежали в святилища и, распростершись в этих убогих храмах, молили богов защитить народ, уже и так жестоко наказанный. Они молились и плакали, потому что слезы и молитва — это опора слабых. Страх привел их в эти святилища, униженных и безвольных, возлагающих надежды на добрых духов, которые должны были побороть злых. От борьбы могучих духов зависела сейчас ничтожная судьба людей.
…И они ждали. Но несчастные сами не знали, чего ждут. Они знали только, что должно произойти что-то необычайное. Об этом говорил им грозный голос барабана.
Когда женщины вернулись домой, старики уже собрались в шоте, расположившись на корточках вокруг костра. Двери хижин закрылись. Люди лежали ничком, закрыв глаза и заткнув уши руками.
А в это время в шоте самый старший из всех старейшин заговорил. В голосе его звучала тревога:
— Наша земля погибла. Наши женщины никогда больше не родят хороших сыновей. Люди, тот, кто останется здесь, обречен на смерть!
Старик замолк и устремил невидящий взгляд на огонь.
Но после долгого молчания другой старик сказал:
— Священные мулембы еще не умерли. — И он оглядел всех, сидевших вокруг костра. Никто не поднимал глаз. Тяжелое молчание нависло над людьми! — Может быть, мы можем остаться… — добавил тихо старик.
— Что?.. — спросил самый старший.
— Но мулембы не умерли… — прошептал второй.
И тогда все поняли, что он хотел сказать, потому что думали о том же самом. Но никто не решался вслух высказать свою мысль. Священные деревья, мулембы, не умерли, значит, еще не все было потеряно. Значит, земля еще не превратилась в пустыню. Ее соки питали не только корни священных мулемб, но и возделанные поля, которые оставались тоже зелеными. Несчастье не коснулось земли. Оно коснулось только людей. Кара богов обрушилась только на них.
Так думали в молчании люди, которые были властителями судьбы племени, жестокими представителями богов на земле.
И тогда, не говоря ни слова, старики поднялись и пошли к вождю, укрывшемуся в своей хижине, больному и несчастному.
Как смертный приговор, известие о последнем решении вождя облетело селение. Мваунгве желал принести в жертву богам человеческую жизнь, чтобы умилостивить их, погасить гнев.
И народ возмутился его решением. Никто не хотел для спасения вождя осудить на смерть даже самого ничтожного раба.
«Пусть он сам, — ворчали люди, — уходит из селения, отправляется в лес и приносит себя в жертву богам». А некоторые, издеваясь, предлагали, чтобы вождь пошел просить помощи у киоков, у злейших врагов лунда, если уж он так недоволен своим народом, что способен пожертвовать богам человека, не сделавшего ничего дурного…
Люди говорили все это, потому что были полны страха. Самые трусливые потихоньку ругали вожди, который сидел в своей хижине, окруженный женами, и слушал советы лекаря.
Люди толпились возле хижин и шоты, заглушая страх проклятиями, как вдруг появился, злобно крича, главным жрец муканды, мукише Калелуа, самый жестокий, самый неумолимый из всех жрецов.
В одно мгновение люди разбежались в ужасе, зная, что Калелуа появляется в селениях только во время больших несчастий. Посередине селения мукинге громко взывал к народу, требуя человеческой жертвы, которой ждали боги. Свирепый старик исчез так же неожиданно, как и появился. И люди снова вышли из хижин.
— Они хотят пить нашу кровь и кровь наших детей! — проворчала старуха, которую все считали безумной. Она прокричала еще что-то непонятное, простирая руки в небо и закатив глаза.
— Замолчи, колдунья! — крикнул ей молодой охотник, который, забыв о своей храбрости, дрожал сегодня от страха, как маленький ребенок дрожит перед именем Шиталелы, этого вечного пугала детей лунда и киоков.
И люди усмехались, увидав известного храбреца, объятого страхом, и гнев их на мгновение развеялся. Один из мужчин, всегда уважавший вождя, обратился к окружающим:
— Калелуа требует жертвы. И мы ничего не можем поделать, люди. Он знает лучше нас, чего хотят боги. Мы ничего не можем поделать. Наступил час нашего великого несчастья.
— Да, да, наступил час! — повторили люди.
В небо взвились высокие языки пламени разложенных вокруг площадки костров, защищая шоту от резкого ветра, который дул с берегов реки, вьющейся недалеко от селения.
Вокруг шоты в молчании собрался народ. А внутри нее, в кругу костров, сидели вождь, его советники и старейшины.