У него были теплые, неожиданно мягкие губы, с чем приятно контрастировала колючая щетина. Поцелуй получился нежным. Поцелуй мужчины, все время убеждавшего себя в том, что не пойдет дальше, но бессильного противиться своему желанию.

Рейф стоически перенес невинные прикосновения Генриетты. Терпел, поощряя, не останавливал, не в силах удержаться, чтобы не поцеловать ее, почувствовать ее вкус, впитать утренний жар ее тела. Он еще не ведал подобной нежности и уступчивости. Ее губы так и напрашивались на поцелуй. Она плотно прильнула к нему.

Даже слишком плотно.

Огромным усилием он сдержал себя… и тут же пожалел об этом. Отпустил ее и отодвинулся, чтобы их разделило хоть какое-то пространство. Холодное пространство, ставшее зияющей пропастью.

Генриетта открыла глаза. Он спал или притворялся спящим. Целовал ее, потому что хотел этого или инстинктивно реагировал на ее прикосновения?

— Я ведь предостерегал, чтобы вы не давали воли губам, — пробормотал Рейф.

Собственно, ответ получен, она пристыжена, ибо он все время бодрствовал, а она нет. Мама говорила, что целомудрие уже само по себе награда. Только именно в это мгновение целомудрие показалось достоинством чересчур раздутым.

— Рейф, я…

— Генриетта, — он прервал ее, оглянувшись через плечо, — бывают такие минуты, когда лучше ничего не объяснять. Сейчас одна из них. Лишь заметим, что я поступаю как джентльмен… только в этот раз и с невероятным усилием. Но предупреждаю, в следующий раз не сдержусь. А теперь постарайтесь снова заснуть.

В следующий раз? Генриетта уже открыла рот, сообщить ему, что продолжения не последует, коль скоро она имеет право голоса в этом деле. Однако, положа руку на сердце, не было в том правды, и слова застыли на ее устах. Генриетта не только усомнилась в том, что сможет устоять, но и не знала, желает ли этого. Она наклонилась к нему, увидела его крепко закрытые глаза, мягкие черные ресницы. Наверное, лучше не противоречить ему. Возможно, он сочтет ее строптивость вызовом. При этой мысли она вздрогнула и принялась мысленно твердить, что с ней ничего не произошло. «Не по словам судят, а по делам», — решительно напомнила она себе. Следующего раза не будет. Генриетта передвинулась на свою сторону и решительно закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на не менее значительном вопросе исчезнувших изумрудов Ипсвичей.

Бывший сержант Бенджамин Форбс, хозяин постоялого двора «Мышь и полевка», смуглый мужчина со шрамом от удара саблей от уголка левого глаза до мочки уха, кончик которого отсутствовал. Зримая память от военной кампании на полуострове [9] . Он был невысоким и крепкого телосложения, с широкими плечами и бочкообразной грудной клеткой, мускулистыми руками пехотинца, которые не теряли силу, ведь ему приходилось постоянно таскать бочки с пивом и время от времени вступать в рукопашную с буйными клиентами. Он содержал постоялый двор в чистоте, но близость к трущобам на Грейвел-Лейн и Вентворт-стрит вела к неизбежным издержкам. Сильный и точный левый хук бывшего сержанта Бенджамина Форбса быстро устранял всякие распри.

Он находился в пивной, когда к нему зашли Рейф и Генриетта. Закатав рукава и облачившись в большой кожаный фартук, Бенджамин орлиным взором следил за тем, как мальчик из пивной собирает оловянные горшки.

— Лорд Пентленд! — воскликнул он, выпроваживая мальчишку и плотно закрывая дверь пивной. — Мег сообщила, что вы здесь. Извините, меня вчера вечером не было. Уезжал по делу.

— Бенджамин! — Рейф приветствовал этого человека одной из своих редких улыбок, радушно пожимая ему руку. — Ты хорошо выглядишь. Это Генриетта Маркхэм. Генриетта, это сержант Форбс.

— Мисс, рад познакомиться с вами. Зовите меня просто мистером Форбсом, если вам угодно. Прошло всего несколько лет, как я отслужил в королевских войсках, — сказал он, с любопытством разглядывая Генриетту. И предложил им обоим присесть рядом с только что растопленным камином, распорядившись принести кофе и булочки.

Рейфу подали кружку пенистого эля. Генриетта, заинтригованная характером взаимоотношений между мужчинами и смущенная тем, что могут подумать о ее сомнительных отношениях с Рейфом, с удовольствием пила удивительно хороший кофе. Как обычно, любопытство взяло верх.

— Мистер Форбс, вы давно знакомы с лордом Пентлендом?

— Почти шесть лет, мисс. Можно сказать, я обязан ему жизнью.

— Правда?

— Глупости, Бенджамин, — возразил Рейф. — Ты преувеличиваешь.

— Не слушайте его, мисс. Мои дела шли хуже некуда, когда его светлость познакомился со мной. Видите ли, я всю жизнь служил в армии. Не ведал, как заботиться о себе, когда закончил службу. — Он невесело рассмеялся. — Мне назначили смешную пенсию. Его светлость пришел на помощь и помог мне устроиться.

— Об этом и говорить не стоит, я внес весьма скромный вклад. Насколько мне известно, ты всего добился собственным трудом, к тому же вернул мне долг до последнего пенни.

Заметив слишком пристальный взгляд Генриетты, Рейф отпил большой глоток пива.

— Он хороший человек, чистая правда, — сказал Бенджамин, кивая в сторону Рейфа. — Несмотря на репутацию, которую он так старается сохранить.

— Хватит об этом, — прервал его Рейф.

— Да, к тому же не любит, когда его благодарят, — добавил Бенджамин с кривой усмешкой. — Вот, даже в больнице Святого…