Точно вдруг раскупорились тысячи бутылок. Звенит стекло. Яркий свет над головой Ундерлипа. С потолка падает кусок штукатурки. В зеркальном стекле окна маленькая дырочка, и от нее, точно паучьи ноги, разбегаются во все стороны трещины. Что-то взорвали на улице, что-то ударило, сотрясло почву. Звякнули и остановились часы. И сразу загремело несколько громов, от которых зазвенели окна, дрогнули стены, забрякали хрустальные подвески на люстрах.

На цыпочках Ундерлип скользит к окну вдоль стены и, спрятавшись за рамой окна, глядит на улицу. Над площадью навис желтый дым. Белые грибы дыма всплывают на краю неба, где-то далеко над толпой небоскребов. Площадь пуста. Там и тут на ее асфальт кровавятся брошенные знамена и ползут темные живые бугорки, оставляя за собой алые следы. По краям площади, у самых стен обступивших ее домов блистают короткие огненные вспышки. Что-то, гудя, как трамвай, проносится в светящемся облаке над площадью и падает на асфальт. Оно вертится волчком, врываясь вглубь и разбрасывая вокруг фонтаны щебня и песка, потом грохочет и вскидывается вверх столбом дыма, огня и осколков. Окно, у которого стоит Ундерлип, лопается сверху донизу длинной, разветвленной, точно сороконожка, трещиной.

Так! Так! И вот так. И еще так! — торжествует Ундерлип, следя за полетом снарядов.

И вдруг он видит из окна: в подъезде его дома, собственного дома Ундерлипа, на ступеньках лежит человек в синем костюме, с винтовкой в руках. Этот человек набивает в камеру винтовки обойму с патронами, вытягивает руки с винтовкой и — бац-бац-бац! На ступеньке его собственного дома! Впрочем, может быть, это патриот? Если патриот, то, конечно… Почему бы ему не стрелять в красных со ступенек собственного дома хлебного короля?

Да, верно. Это патриот Сэм. Но он, этот патриот, стреляет не в красных, а в своих. Патриоты засели на противоположном конце площади, у края панели, и чахоточный Сэм, покашливая и похаркивая, посылает им пулю за пулей.

Опять снаряд. От его разрыва лопнувшее окно в кабинете Ундерлипа разлетается в мелкую стеклянную пыль, и волна сгущенного воздуха, ворвавшись в кабинет, ударяет в люстру. Осколки хрусталя падают сверкающим дождем на красный бобрик на полу.

Ундерлип снова опускается на пол. Его посиневшие губы пляшут. Он ползет по-собачьи по бобрику, не находя в растерянности дверей, тычется головою о стены, задевает и опрокидывает тумбу с вазой и, со страху, совсем распластывается на полу.

Да, да, надо выбраться отсюда. Куда-нибудь пониже, пониже. Ундерлип, миллиардер, ползет на животе по ступенькам. Он добирается до дверей каморки Дика, открывает дверь и поднимается на ноги. Он садится на табурет, но, почувствовав тошноту, ложится на жесткую кровать своего слуги. Ундерлип, хлебный король!

У полицейского автомобиля, на котором агент Пик везет Джека Райта, лопается передняя шина. Она лопается со слишком сильным грохотом, с каким-то двойным взрывом, и сидящий справа, как раз у этой шины, Пик быстро прячет в карман револьвер. Может быть, Пик выстрелил в шину?.. Очень может быть.

Во всяком случае, автомобиль дальше не поедет, потому что нет запасной шины. Не угодно ли мистеру Райту вылезть из автомобиля? К сожалению, придется пройти пешком версты полторы. Один полисмен останется с машиной, потому что шофер отправился за шиной, а автомобиль нельзя оставлять в этой глухой местности без надзора. Другой полисмен пойдет сзади, а Пик, с позволения мистера Райта, должен взять его под руку. Вот так. И мистеру удобно, и для Пика надежнее.

Не обижается ли мистер Райт на Пика за недоверие? Честное слово, Пик действует в интересах мистера Райта. Мало ли что в положении мистера Райта может взбрести в голову? Например, может взбрести в голову сумасшедшая мысль — бежать. Да, сумасшедшая. Знает ли мистер инструкцию? Нет? Инструкция предписывает: в случае, если арестант — извините, ради бога, сопровождаемый конвоем, попытается бежать, конвой, при невозможности задержать арестанта — простите! — обязан стрелять. Заметьте, мистер Райт, о-бя-зан! Таким образом, беря под руку мистера Райта, Пик гарантирует его от двух бед: от попытки бежать и своей обязанности стрелять…

Да, местность глухая. И к тому же темно, как у негра… Где у негра темно? Ну, скажем, в носу. И еще к тому же в этой местности — свалки. Тут легко спрятаться так, что даже полицейская собака не сыщет. Стоит только отбежать на несколько шагов и — ищи ветра в поле!

Джек Райт крепко сжал челюсти и молчит. Эта лопнувшая шина. Конечно, Пик выстрелил в шину. Джек Райт слишком крупный зверь, чтобы рискнули вести его пешком, ночью, под конвоем двух полисменов. И еще: второму полисмену ведено идти сзади. Почему?

Джек Райт далеко не трус. Он бывал в разных переделках. Но сейчас у него крепко бьется сердце, и он плотно сжимает челюсти, чтобы не обнаружить дрожь, которая пробегает по его телу. Инструкция. Это очень удобная инструкция, когда полиции надо убрать революционера, не прибегая к суду.

Может быть, мистер Райт молчит из презрения к Пику? Мистер, надо знать душу человека. Пик сочувствует некоторым идеям. Если бы Пика спросили, надо ли держать в тюрьме такого блестящего оратора, как мистер Райт, Пик ответил бы: нет, тысячу раз нет! И если бы Пику не угрожала неприятность по службе, он, пожалуй, исполнил бы инструкцию спустя рукава и дал бы мистеру Райту скрыться.

А ведь идея, в самом деле! Предположим, мистер Райт делает попытку бежать, а Пик стреляет из этого браунинга вверх или в другую сторону. Инструкция выполнена и никаких неприятностей. А?

Обдавая Райта запахом гниющих зубов, Пик шепчет ему в лицо:

— Как вы думаете? А? Право, я симпатизирую вам.

И в это время выпускает руку Райта и, сбавив шаг, чтобы отстать от него, поднимает правую руку с браунингом.

Но прежде чем Пик успевает нажать спуск, Райт быстро оборачивается к нему и ударяет его кулаком по руке. Браунинг падает. Райт отбрасывает его ногой и, низко пригнувшись к земле, скользит в темноту.