— Ясно, ясно. Потому они и утащили их, что хотели поучиться у нас!

— Любознательные ящерицы, — проговорил Сейнтрас и похлопал по плечу начальника.

Воздухоплаватели ввели чудовище в каюту. Оно уселось на койке, но внимательно все осмотрело. Дотронулось оно и до каждой рукоятки и пуговицы своими быстрыми, мягкими пальцами, развернуло дневник, который вел Венаск, и сразу поняло его назначение.

Сейнтрас поставил бутылку шампанского, а Венаск нарезал несколько ломтей ветчины. «Белый дьявол» пожевал ветчину и выплюнул, но шампанское ему понравилось. Он как будто стал шутить и, с упреком посмотрев на Венаска, слегка ударил его мягким кулачком в грудь, после чего сейчас же ткнул его роговым рылом в щеку. Венаск улыбнулся и полюбопытствовал узнать, что за цилиндр держит в руке «белый дьявол». Тот протянул цилиндр, но дотронуться до него не могли ни Венаск, ни Сейнтрас. Это был какой-то чрезвычайно сильный электромагнитный аккумулятор.

В окна каюты смотрели белоснежные морды с тоскливыми, умными глазами. А один «белый дьявол» забрался под пол и выглядывал из люка.

«Белые дьяволы» целый день трудились над разрушенным камнем и восстановили его. А ночью с Сейнтрасом повторился один их самых страшных его припадков. Пришлось пожертвовать целой бутылкой спирта, которую он выпил и все-таки кричал:

— Если они не пригласят нас к себе в гости и не покажут нам своих женщин, за которыми я, может быть, хотел бы поухаживать, то не видать этому «белому дьяволу» Почетного Легиона.

— Сейнтрас, нам надо поскорее улететь, пока они опять не обокрали нас. Существа добродушные, но из любознательности они могут навеки задержать нас у себя. Поверь, им самим хочется научиться строить дирижабли.

— Есть у них театры, балет? Понимают ли они толк в разных тонких удовольствиях? Веруют ли они в какого-нибудь Бога? Или они выше религии? Я до тех пор, — неистово кричал Сейнтрас, — останусь здесь, пока не женюсь. Я хочу жениться на его дочери.

— У него, может быть, и дочери нет. Сейнтрас, голубчик, приди в себя!

Венаск уговаривал Сейнтраса, а сам начинал уже чувствовать на себе наваждение. Только еще алкоголь поддерживал его силы. Наконец, к утру, он подложил два патрона под исправленный камень и от страшного взрыва таинственный магнит, действовавший индуктивно на тот камень, на котором стоял дирижабль, рассыпался вдребезги.

Через несколько минут баллон надулся и, освещенный фиолетовым утром, высоко поднялся в воздухе. Сейнтрас и Венаск стояли на галерее и смотрели вниз на «белых дьяволов», которые высыпали из своего таинственного подземного жилища и на этот раз не могли удержать в плену величественный дирижабль.

Венаск задумчиво смотрел вниз на отдалявшуюся землю. Фиолетовая заря была уже далеко и занимала только часть горизонта.

— Знаешь что, — сказал Венаск, — а жаль «белых дьяволов». Мы, слава Богу, улетели от них, потому что на первых порах неведомое всегда пугает. Но они мирные и, видно, очень интеллигентные машиностроители, наслаждающиеся по-своему какою-то непонятною для нас жизнью. Мы их не тронули. Но по следам нашим станут летать другие аэронавты и, в конце концов, уничтожат оригинальнейшую цивилизацию. Какие-нибудь англичане настроят себе дач на северном полюсе, и хорошо еще, если не будет потерян секрет производства фиолетового света.

— Венаск! Никогда я не был так несчастлив, как на северном полюсе.

— А впереди, Сейнтрас, разве не ожидает тебя слава, к которой ты так стремился и о которой так мечтал?

— Ничего не имею против славы, — сказал Сейнтрас, раскупоривая одну из последних бутылок шампанского, — лишь бы только нам поверили!

— Если бы только удалось кому-нибудь отыскать недостающее звено, — заметил профессор авторитетным тоном: — то кончились бы все сомнения относительно происхождения видов. И я глубоко убежден, что придет время, когда оно будет найдено.

— Кажется, несколько лет тому назад была даже снаряжена для этого специальная экспедиция? — спросил молодой Гортон. — Насколько я помню, в Борнео, или куда-то в те края.

— Да. Но, очевидно, дело было плохо организовано, потому что начальник экспедиции пропал без вести, — ответил профессор.

Мы сидели в «курилке» одного из дуврских отелей, в ожидании, чтобы шторм стих и позволил нашему пароходику выйти из гавани. Общество состояло из двенадцати путешественников различного типа и возраста, но профессор (который, кстати сказать, не имел этого ученого звания, но которого невольно называли «профессором» все без исключения) завладел общим вниманием своими курьезными суждениями. Когда речь зашла о теории Дарвина, и профессор» привел упомянутые выше истины, один из слушателей — по наружности матрос американского торгового флота — вынул изо рта сигару и проговорил спокойно: