«Госпожа Звено», надо сказать правду, сделала на меня изрядную стойку! Пожалуйста, заметьте, что я отношусь к ее характеру и нравственности с полным уважением: эти «Звенья» были вполне достойными супругами; но новость и таинственность моего существа, очевидно, внушили ей платонические чувства, и за это упрекнуть ее никак нельзя. Она всегда выбирала для меня лучшие куски, приносила воду в какой-то шелухе, выкапывала какую-то съедобную репу и никогда не уставала трепать меня но щеке. Ее супруг не ревновал ни капельки.

Между тем я продолжать стремиться всеми моими помыслами к ружью. Я не знал, куда они его запрятали и что о нем думали; может быть, находили в нем что-нибудь недостойное приличного дома.

Мне совестно признаться, что я овладел моим ружьем посредством хитрости, познакомив «Госпожу Звено» с искусством целоваться.

Я не раз объяснял ей, что прошу отдать мне ружье, и она наверное понимала — но ружья не приносила. Тогда, в один из наших tete-a-tete, я обнял ее за талию и поцеловал. Это произвело на нее поразительное впечатление; она пришла в неописанный восторг и научилась нашему тонкому искусству в две минуты. Я сейчас же прекратил урок. Когда мы опять остались одни, она начала оживленно объяснять знаками, чтобы возобновить это новое занятие; но я делал вид, что ничего не понимаю, и упорно требовал свое ружье. Тогда она вскочила и убежала в чащу; я думал — рассердилась, но нет: через несколько минут приносит мне ружье. Тут я ее поцеловал самым искренним образом и, говоря по правде, почувствовал даже нежность, хотя физиономия у нее была отвратительная.

Я спрятал ружье под свою постель — что она, очевидно, одобрила: значит, взяла для меня ружье из потайного места не без риска разгневать своего супруга. Ночью, когда они оба крепко уснули, я выскользнул из шалаша.

Мне совестно было уходить таким образом, без прощанья, не сказав дружеского слова, — но, конечно, это было невозможно. Чтобы хоть чем-нибудь выразить свою благодарность, я оставил подле постели «Госпожи Звено» осколок зеркала, который носил в кармане. Надеюсь, это ее вознаградило за разочарование.

Почти всю ночь я бежал, так что к утру между нами было миль пятнадцать. Потом прилег заснуть, а когда проснулся, солнце было уже высоко, и сквозь чащу блестело что-то голубое: я добрался до моря!..

На мое счастье, не очень далеко от берега проходил пароход; я начать делать всякие знаки и около полудня был уже среди европейцев.

Ну, а теперь, джентльмены — верьте или не верьте, это ваше дело, но «Недостающее Звено» живет где-то у восточных берегов Индостана: мне это доподлинно известно, хотя и не я нашел его, а онменя. Я никому этого раньше не рассказывал, потому что не хочу, чтобы меня приняли за репортера; но если бы вы видели мое ружье, то без труда разглядели бы на нем следы зубов, потому что мои любезные хозяева его основательно пробовали на вкус. И это доказываете одно из двух: или на свете есть человек, который может почти насквозь прокусить литую сталь; или этот человек есть «Недостающее Звено», которое так желал бы отыскать господин профессор.

Просторный, тепло натопленный кабинет профессора Венедиктова. Предметы застыли в объятиях изумрудного тумана, изливающегося от большой электрической лампы в глухом зеленом колпаке.

Еще молодой ученый-антрополог сидел в глубоком кожаном кресле у стола. Он тоже застыл, с головой, откинутой назад. Глаза были закрыты. Руки лежали на мягких подушках кресла. Изредка открывая глаза, но не меняя позы, поворачивал он их в сторону какого-то блестящего предмета на столе, под стеклянным колпаком. Высоко приподнятые брови и складки на лбу говорили, что он напряженно и мучительно думал.

Пять месяцев настойчиво бился молодой исследователь над объяснением этого удивительного предмета, представляющего собою не что иное, как отполированный череп ископаемого человека. Бессонные ночи, напряженно-деятельные дни — все было отдано в жертву этому загадочному носителю давно потухшего разума.

Череп найден лишь полгода назад на Урале. Но за это короткое время он успел произвести необычайную сенсацию в научном мире. Жрецы не только таких близких к антропологии наук, как биология, зоология, палеонтология, но и историки культуры, психологи и даже философы Европы и Америки были глубоко взволнованы изумительной находкой русского ученого.

Надо сказать — волнение было вполне основательно. Как внешние признаки самого черепа, так и условия, при которых он был найден, оказались совершенно неожиданными. Они разрушали целый ряд прочно сложившихся взглядов о происхождении и древности человека. Палеоантропология готовилась рухнуть до самого основания.

Строение черепа носило исключительный характер. Ни первобытный, ни современный человек не обладали такими формами. Это не было даже нечто среднее между ними. Но все же череп был несомненно человеческий. Он носил на себе печать высоко развитого разума. Некоторые ученые готовы были признать в нем представителя некой, давно исчезнувшей, сверхчеловеческой расы.

Высота черепной крышки, емкость мозговой полости, тонкие линии подбородка и всей нижней челюсти, величина и форма глазниц, прекрасные, цвета слоновой кости зубы свидетельствовали о необычайной природе этого ископаемого человека.

Наиболее поразительным фактом было не столько внешнее строение, сколько внутреннее содержимое. При вскрытии, в полости черепа обнаружили окаменевший мозг. Случайные геологические условия сохранили его от разложения. Частотой извилин и глубиной борозд он далеко превосходил мозг современного человека. Наряду с этим изумляли феноменальным развитием лобные доли мозга — центры мыслительной деятельности. Судя по всем признакам древний обладатель мозга был вооружен непостижимой силой ума. Это было какое-то сверхгениальное существо, до сих пор не известное на земле.