— Совсем хорошо. А как дела на море? Начальник оперативного отдела берет журнал.

— Да будто тоже неплохо… Торпедные катера капитанов второго ранга Черокова и Соломатина совершили удачный набег и вновь поставили мины на фарватерах у финской базы Порво…

Смотрю на карту.

— А это что за крестики? — спрашиваю оперативного дежурного капитан-лейтенанта Овечкина.

Обычно розовощекий, свежий, как огурчик, Овечкин сегодня что-то посерел, видно, устал сильно. Но по-прежнему улыбается.

— Это наши катера, уже возвращаясь, у острова Кэри встретили четыре вражеских сторожевых катера, два из них потопили. Крестиками отмечены их могилы…

— Комфлот приказал пройти это место контрольным тралением, — добавляет Пилиповский. — Возможно, противник поставил там мины. Необходимые распоряжения уже отданы.

[163]

Во время нашего разговора началась бешеная трескотня зениток. Стреляли корабли и батареи на берегу. Голубое небо усеяли белые тюльпанчики. С визгом носились истребители. Минут через десять все стихло, чтобы вскоре начаться вновь. В точно определенное время, утром и вечером, над Таллином появлялся воздушный разведчик. Как раз в этот вечер его и сбили не то летчики, не то зенитчики. Но это не так и важно. Важно, что сбили. Летчика, опустившегося на парашюте, схватили и привезли к нам в штаб. Матросам из охраны стоило немалых трудов в целости доставить гитлеровца — по пути было много желающих угостить его тумаком. На допросе он вел себя жалко и трусливо. Ничего путного рассказать не смог.

Результаты принятых нами мер сказались. Все конвои в Ирбене обнаруживались теперь вовремя, и по ним наносились сокрушительные удары.

Рано утром 26 июля оперативный дежурный по штабу доложил мне:

— Опять конвой, но очень странный: всего два транспорта, а кораблей охранения восемнадцать…

— Значит, транспорты везут какой-то особенно ценный груз.

Командующий флотом, выслушав донесение, задумался над картой. Дело осложнялось тем, что в это время в Ирбенском проливе группа наших кораблей ставила минные заграждения. Но нет худа без добра. Наученные горьким опытом, мы на этот раз кроме воздушной разведки минные постановки прикрывали еще и эскадренным миноносцем. Его тоже можно было использовать для удара по врагу.

Авиационная разведка прислала донесение своевременно. Конвой обнаружен был в море еще на подходе к Ирбенскому проливу. Комфлот решил послать для удара бомбардировщики и торпедные катера под прикрытием истребителей.

Полетели срочные депеши на эскадренный миноносец в море, в штаб авиации и в штаб на остров Эзель. На нашем КП производились расчеты, уточнялось, кому, когда и куда направиться.

Эскадренный миноносец послали к мысу Колка на

[164]

перехват конвоя и для непрерывного наблюдения за ним. Эта же задача была поставлена и воздушной разведке. Именно беспрерывного слежения за обнаруженным противником не хватало нам раньше, и мы теряли его из виду. Теперь этого не случилось.

В 13 часов 23 минуты отряд торпедных катеров капитан-лейтенанта С. А. Осипова под прикрытием истребителей покинул пристань Мынту на полуострове Сворбе. И так как конвой все время был под нашим наблюдением, через час катера без труда разыскали его в районе Овизи — Микельбек: два транспорта под охраной двух миноносцев, восьми сторожевых кораблей и восьми торпедных катеров. Вблизи были наши минные заграждения, поэтому конвой прижимался к берегу.

Наши бомбардировщики тоже быстро нашли противника и нанесли удар еще до подхода торпедных катеров. Одно фашистское судно загорелось. Это оказался танкер. Он запылал огромным костром. Вражеские корабли нарушили строй, сбавили ход, а это только и нужно было нашим катерникам. Фашисты, отбиваясь от самолетов, увидели катера, когда те* уже были совсем близко. Поспешно перенесли на них огонь. Осипов, используя дым горящего танкера, а затем и свои дымовые завесы, смог подвести катера на дистанцию торпедного залпа.

В 14 часов 48 минут катерники ринулись в атаку. И второе вражеское судно пошло ко дну. Большие повреждения получили два эсминца и сторожевой корабль. К тому же наши истребители сбили два немецких самолета. Теперь можно было сказать: вражеский конвой потерпел полный разгром. Вот что значит четкое взаимодействие авиации и кораблей!

Умелое тактическое взаимодействие показали балтийцы и 1 августа. Воздушная разведка в тот день своевременно засекла отряд из пяти фашистских кораблей. Авиация быстро навела на противника наши торпедные катера. Капитан-лейтенант С. А. Осипов и старший лейтенант В. П. Гуманенко с девяти-одиннадцати кабельтовых (напомню: кабельтов — одна десятая мили 185,2 метра) атаковали противника. Два тральщика были потоплены, а один миноносец сильно поврежден и на буксире еле-еле дополз до Риги.

Столь же удачным был бой 21 августа. Своевременно заметив вражеский конвой, воздушный разведчик четко

[165]

донес о его месте, составе, курсе и скорости. Получив эти сведения, наши эсминцы «Артем» и «Суровый» под командой капитана 2 ранга С. Д. Солоухина немедленно снялись с якоря. В районе мыса Мерсрагс они настигли конвой и, несмотря на стрельбу вражеских береговых батарей и налеты «юнкерсов», кабельтовых с пятидесяти открыли меткий огонь, подожгли два сторожевых корабля. Большая самоходная баржа, двигавшаяся в составе конвоя, сама выбросилась на прибрежные камни. Через несколько дней ее разбило штормом. При отходе наших кораблей на них было сброшено более ста бомб. Беспрерывно маневрируя, эсминцы сумели увернуться от них и благополучно вернулись в Моонзунд.

Таким образом, хотя большая часть побережья Рижского залива и находилась в руках противника, залив был наш! Врагу не удавалось использовать морской путь для регулярных перевозок и снабжения своих армий в Прибалтике.

Между тем наша 8-я армия продолжала отходить на северо-восток. Противник 8 июля был на расстоянии шестидесяти километров от Таллина, его задержали у Марь-яма части 16-й стрелковой дивизии, 1-й бригады морской пехоты, отряды пограничников и рабочие батальоны. Создав большой перевес в силах, фашисты все же прорвали фронт и 7 августа вышли у губы Кунда на берег Финского залива. 8-я армия оказалась расколотой. Ее 11-й стрелковый корпус отходил на восток, к Нарве, а 10-й стрелковый корпус — на запад, к Таллину. Связь с Ленинградом мы теперь могли поддерживать только морским путем.