Дочка, изящная и хорошенькая, но отчетливо скуластая и раскосая Эллис Даниэлла, благоразумно помалкивала, само собой. В викторианскую эпоху и белым женщинам не очень-то показано открывать рот, когда говорят мужчины, а она в восприятии «Ливингстонов» являлась отнюдь не белокожей…

Скитальцы шагали вместе с искателями сокровищ. Преимущества путешествия в большой компании были налицо – индусы, нанятые в качестве рабочей силы, расчищали путь; крупные хищники, даже бенгальские тигры, не рисковали нападать, да и со съестными припасами в кои-то веки у напарников особых проблем не было. Воистину – неожиданная туристическая прогулка!

– Сэр Уильям, – обратился «Хэлшоу» к старшему отряда. – Позвольте поинтересоваться, как вы узнали верную дорогу? Карта?

– Да, – лаконично ответил тот. – Трофей. Взяли у пленного сипая.

– А можно глянуть? – осмелился попросить Большой.

– Вряд ли вы там что-либо поймете… но гляньте.

Клочок желтой бумаги, обгоревший с одного края, был испещрен лабиринтом разнообразных линий и надписей на языке, неведомом сталкеру.

– Да-а, – протянул он, возвращая карту. – Ничего не разобрать. Хорошо хоть, мне Хорхе нормально объяснил…

– Хорхе? – спросил Уоррингтон-младший, шагавший с ремингтоновской винтовкой наперевес. – Помнится, давеча он был Мигелем…

– Хорхе, Мигель, Хуан, Фелипе, какая разница? Признаться, толком-то и не помню, как его звали.

Джеймс понимающе хмыкнул. Ох уж эти испанцы и португальцы с их дурацкими именами.

– Так! – отрывисто произнес Фицрой МакМиллан, глядя на карту. И пояснил: – Вижу оплетенное лианами дерево с тремя стволами. Мы на месте, джентльмены. Заночуем тут, завтра же приступим к исследованиям.

– Ой! – вдруг вскрикнула Эллис Даниэлла, глядя на землю, себе под ноги.

Мужчины бросились к ней. В земле, выглядывая лишь краешком, лежал прикопанный глиняный горшок.

Уоррингтон-младший выковырял сосуд из почвы.

– Интересная роспись, – произнес полковник.

Сохранившиеся пятна краски складывались в картинку. Процессия человекообразных змей с неведомыми предметами в руках тянулась, перемежаясь узорами-меандрами.

– Что толку в глиняном хламе? Это не золото и не бриллианты, – презрительно отозвался Уоррингтон-младший и разбил горшок о ствол ближайшего дерева.

Бравый первопроходец ни малейшего понятия не имел, естественно, что его потомки будут за подобные горшки отваливать не горсти, а целые горы условного золота, чемоданы банкнот и многомиллионные переводы на счета…

Следующей ночью Большой никак не мог заснуть. Вроде бы привыкший к всевозможным звукам, раздающимся в темную пору цикла «день-ночь», сейчас неприкаянный сталкер ворочался, попутно отбиваясь от вездесущих москитов.

Но не в москитах было дело. Глядя на силуэт мирно посапывающей «дочки», он ощущал, что надвигается нечто тревожное. Что-то было не так, очень даже не так.

«Мистер Хэлшоу» вышел из палатки. Порывшись в карманах, вытащил мятую пачку сигарет. Закурил.

– Тоже не спится? – спросил его шотландец, сидевший у костра.

– Угу.

– Присаживайтесь, – хлопнул ладонью Фицрой по траве рядом с собой.

– Спасибо, сэр МакМиллан.

– Слушайте, давай без вот этого всего. Я человек военный, простой служака ее величества. Зовите меня Фиц.

– Полковник? Простой?..

– Да. Когда сидишь в крепости, обложенной со всех сторон обезумевшими макаками-сипаями, весь внешний искусственный лоск улетучивается, просто слезает, как кожа кобры. Война не делает различий, кто ты, кавалер ордена Британской Империи или карманный воришка. Главное, человек ли ты. Осадное, безвыходное положение, знаете ли, быстро расставляет всех по местам, и выясняется, кто есть кто.

– Ох-хо-хо, Фиц, поверьте, уж я-то знаю это! – вдруг заверил собеседника седобородый мужчина, что давеча присоединился к компании искателей сокровищ, выйдя в круг света из сумрака джунглей.

«…Раз уж расплата за них столь высока, – продолжал я говорить. – Я уже десятки тьма-светов тут живу один, сходя с ума от одиночества. Звери мне больше не страшны, но я начал бояться самого себя… Однако теперь, когда у меня… э-э, есть рядом еще человек, все переменится. И ты тоже поймешь, что именно это здесь самое-самое важное – когда рядом человек. Вполне может быть, что я тебе неприятен и ты меня невзлюбила с первого взгляда, а позднее вообще возненавидишь всеми фибрами души. Но извини меня, уж в этом нет моей вины. Здесь, в ЗОНЕ, выбирать не приходится. Никогда не знаешь, какую пакость она в следующую секунду сотворит. Ты не сочти за саморекламу, но посмею заявить, что тебе случился тип в общем-то добродушный по здешним меркам. Нетипично честный и откровенный к тому же. Урод, словом. Могло быть гораздо хуже, поверь, неизмеримо хуже. Я тебе не навязываюсь, ни в коем случае. Хотя уж что-что, а навязаться могу, и со стопроцентным успехом. Я ведь хозяин положения. Хочешь ты этого или нет. А ты – свеженькая… Пока еще только краешком ступни в дерьме запачкалась. Но везучая ты, несомненно, уж поверь моему горькому опыту. Так вот… Стало быть, мой дом – твой дом, если хочешь. Не хочешь – уходи. Задерживать не стану. Даже не потребую натурной оплаты за спасение. Можешь не опасаться. Насильно – не желаю! За время, проведенное здесь, я как-то ухитрился убедиться, что любые телесные удовольствия мгновенны, и…»

Я сделал паузу, замолчал, пристально всмотрелся в лицо новенькой, пытаясь оценить, какое впечатление на слушательницу производят мои слова. Если не поймет, что каждое из них истинная правда, то… совсем скоро я опять останусь один.

«Потому что я не животное, не скотина. Пусть это глупо и наивно звучит, но лично я больше всего на свете желаю даже тут, в ЗОНЕ, остаться человеком. Пусть в моем понимании. Вполне вероятно, извращенном и не соответствующем нормальному, но – моем. Сам не знаю, как бы тебе растолковать, что я… э-э-э, подразумеваю под признаками человечности, да и не стоит, пожалуй, и без того уже разговорился немерено… Короче говоря, с тобой по нормам здешнего мира я поступить не смогу. ЗОНА еще меня не одолела… Честно признаюсь, хочется, ох и хочется же уступить соблазну! Ты ведь для меня ошеломляющий подарок… все драгоценности вселенной по сравнению с твоим появлением… в стекляшки превратились…»