Я уже перешел на шаг и старался ступать как можно осторожнее, чтобы не спугнуть его, хотя теперь это не имело особого значения. Подойдя к дереву, я раздвинул ветки и увидел его лежащим на животе за шероховатым стволом в типичной позе для стрельбы из положения лежа: локти уперты в землю, пятки вместе, носки врозь. Лямка карабина на плече для лучшего упора. Глаз – у оптического прицела.

Когда я его обнаружил, он уже не целился. В крайнем изумлении он оторвался от окуляра и озадаченно посмотрел на карабин в его руках.

Я подошел к нему поближе, коснулся шершавого ствола дерева, готовый, если потребуется, разнести вдребезги его голову. Я старался не шуметь, не зная, есть ли у него тут сообщники, но и на цыпочках не крался, так что он наверняка слышал мои шаги или похрустывание ветвей у меня под ногами.

Казалось, он не заметил ничего странного в происходящем.

– Что за чертовщина? – спросил он. – Скажи, ты это видел?

Но он не взглянул в мою сторону, а обалдело таращился на винтовку. Мне показалось, что он разговаривает со своим карабином.

И я не ошибся, потому что в следующую минуту он тряхнул его левой рукой и требовательно проговорил:

– Ты, старая железяка, в это невозможно поверить!

Мной овладело какое-то странное чувство.

То я мчался со всей возможной скоростью по открытому, легко простреливаемому пространству, словно летел по воздуху; потом умерил бег, видя, что стрелок практически ничего не может сделать. Затем, по мере замедления шага, я постепенно перешел от состояния крайней агрессивности и желания разорвать убийцу на части к готовности отказаться от преследования.

Желание размозжить ему голову у меня, однако, не прошло, хотя гнев существенно поугас, и я подошел к нему почти спокойно.

Я опустился рядом с ним на одно колено и уже занес свой могучий кулак, но почему-то не обрушил его на седую, с редкими волосами голову печального, явно расстроенною и уже далеко не молодого человека – на мой взгляд, ему было под шестьдесят. Казалось, он вот-вот заплачет, во всяком случае, его вылинявшие глаза на синюшном лице подернулись влагой. И тем не менее я все-таки решил его стукнуть, но в этот момент он повернул ко мне головенку и с неподдельной горечью произнес:

– Знаешь, Том, по-моему, я вышел в тираж.

Это был не вопрос, а унылая констатация факта.

Трудно сказать заранее, как тот или иной человек станет реагировать на нештатную ситуацию. Скажем, как вы себя поведете, если в ветровое стекло мчащегося на приличной скорости автомобиля вдруг ударятся одновременно два здоровенных жука или на дорогу вдруг перед самым вашим носом выскочит лосиха? Какова самая естественная реакция в данном случае?

Так или иначе... я разжал кулак, тряхнул пальцами и, уперев руку в землю, опустился на бедро. Незадачливый стрелок тем временем медленно перекатился на бок и сел. При этом у него был такой вид, словно его бренное тело рвет на части свора собак.

Я посмотрел на него с состраданием.

– Вышел в тираж, говоришь?

– Да. Это уж точно. Больше я ни на что не гожусь. А ведь в этом деле мне не было равных, Том. Ха! Как горько это сознавать. Но, видно, всему приходит конец.

– Конец, говоришь?

– Да. Тридцать лет первый в списке. Если требовалось кого-нибудь убить, достаточно было обратиться к Одному Выстрелу. Да... теперь меня будут называть стариной Мелвином. А бывало, говорили: Один Выстрел бьет наверняка. Качество гарантировано. Никогда не мажет, никогда не мажет... ни-ког-да!

– Так ты что, промазал, что ли?

Он уронил голову на плечо, тупо глядя влажными глазами мне в ухо.

– Выходит, что так... Промазал... с одной стороны... Но в то же время и не промазал...

– Что ты хочешь этим сказать, Мелвин? Или Элвин? Элберт? Как там тебя зовут?

– Ты что, не знаешь меня, Том?

– Конечно знаю, старый охотник за черепами. Продолжай. Ты сказал, что промазал и в то же время попал. Как это понимать?

– Это необъяснимо, непостижимо! Смотри, вон она. Так и просится на мушку. Обзор великолепный, угол для стрельбы отличный. Н-да... Так вот, я всадил первую пулю точно в десятку, как всегда. Прямо между ее великолепными титьками. А они даже не шелохнулись! Представляешь? И она тоже стояла как ни в чем не бывало, как будто ровным счетом ничего не произошло. Стоит себе голая, и все! И по-прежнему живая!

– И это тебя удивило и расстроило?

– Не то слово. Я был убит, а не она. О Том, я упал мордой в грязь, а ты говоришь расстроило, удивило... Эх, Том, Том...

– Да, да... я тебя слушаю, слушаю...

– Том... я не мог понять, что произошло. Я настолько обалдел, что начисто утратил присущую мне живую реакцию. Хотя вру. Раньше мне вообще не нужно было реагировать. Старина Один Выстрел не зря получил свою кличку, потому что никогда не промахивался. Ни разу в жизни! За исключением вот этой красотки, которую не берут пули. В общем, она повернулась, прежде чем я пришел в себя. Я прицелился и... бац! Прямо ей в висок. И представляешь?