Житинский Александр Николаевич
Шрифт:
Клоун, короче. Ну да. Так и должна выглядеть моя Совесть.
На следующий день я, как всегда, сделал две поездки в Москву с разной мелочью – почти все крупное, кроме одной стиральной машины, у которой было специальное предназначение, было уже вывезено и помощь при погрузке мне не требовалась.
Сейчас девять вечера и я дописываю этот пост. Через минуту я выключу компьютер, обесточу дом, спущусь к своей машине, где уже лежат все вещи, приготовленные к побегу, и поеду в особняк Демидовых за Кириллом.
Я волнуюсь. Господи, помоги нам.
Часть вторая Вне «Периметра»
Я пишу эти строки год спустя после того вечера, когда мы покинули поселок. У меня не было времени описывать события в своём тайном дневнике, зато теперь, похоже, времени будет предостаточно.
Поэтому начну я с того самого момента.
…Итак, в половине десятого вечера я вновь въехал внутрь периметра Демидовых, сказав охране, что нужно вывезти ещё одну вещь, хозяева очень просили сегодня.
Охранники меня даже пожалели. Работка типа не для профессора. Они все в курсе, конечно, кто я, кем был и всей подноготной.
Я въехал в гараж, где уже почти ничего не было, кроме стиральной машины и каких-то тряпок, простыней и занавесок, которые я не успел пристроить. После чего набрал номер мобильника Кирилла.
– Спускаюсь, – сказал он.
И действительно, через три минуты появился в зимней куртке, с рюкзаком за спиной и чемоданчиком с ноутбуком. Спустился он в лифте; судя по всему, никто из домашних не зафиксировал его спуска в гараж.
– Я уже пожелал Полине спокойного сна, – сказал он. – До утра нас не хватятся.
Затем мы, действуя по заранее обдуманному плану, как писалось в одной книжке, вытащили из большой картонной коробки стиральную машину фирмы «Ariston» и взгромоздили коробку на крышу моего «форда». После чего в неё был засунут согнутый в большую трубу оцинкованный кровельный железный лист, который я загодя спёр со стройки бассейна. Таким образом, коробке была придана необходимая жесткость, а с другой стороны, лист имитировал металлическую стенку стиральной машины, якобы находящейся внутри.
Вещи Кирилла уже были в багажнике вместе с моими, прикрытые теми самыми занавесками и портьерами.
Кирилл перекрестился и в два счета ловко оказался внутри картонного ящика, в оцинкованной трубе. Сверху я прикрыл его крышкой от электрической плиты, заранее приготовленной.
Всё было продумано до мелочей.
– Как тебе там? – спросил я.
– Клёво! – раздался изнутри голос Кирилла.
И я стал с особой тщательностью приматывать коробку к стержням багажника, не жалея веревок и резиновых жгутов.
– Ну, с Богом! – сказал я, когда всё было кончено.
– С Богом, – донёсся изнутри его голос.
Мы выехали из гаража, я нажал на электронный ключ и двери за нами закрылись. После чего подъехал к КПП. Навстречу мне вышел охранник с приготовленным шомполом в руках.
– Куда ж ты на ночь глядя, Данилыч, попрёшь эту дуру? – лениво поинтересовался он, протыкая шомполом картонный бок.
Раздался металлический звук. Металл ударился об металл.
– Да нужно к поезду, понимаешь, – сказал я. – Её в Воронеж увозят сегодня в полночь.
– А-аа, – зевнул он и пошёл нажимать кнопку ворот.
Казалось, никогда ещё эти ворота не открывались так медленно. Я дрожал, сидя за рулем.
Наконец, я нажал педаль газа и машина выехала за пределы ненавистного «периметра».
Еще пять минут – и мы покинули посёлок, проехав ментовский КПП без всяких проблем.
И я погнал по шоссе туда, где мною уже давно было выбрано укромное место для перегрузки будущего государственного мужа России из стиральной машины в салон автомобиля.
Это была поляна в лесу, в километре от шоссе. Я свернул с проселка на неприметную лесную дорогу и через сто метров выехал на большую поляну, покрытую свежевыпавшим снегом.
Над верхушками деревьев сквозь пелену облаков пробивался свет луны. Обстановка точно соответствовала пушкинскому описанию:
Сквозь волнистые туманы
Пробирается луна,
На печальные поляны
Льёт печальный свет она…
И вправду, было что-то печальное в этом голубоватом, трепещущем свете, отражённом от заснеженной поляны.