Посмотришь на их компанию со стороны: так, «каша» из нескольких расплывчатых фигур, как на негативе. А высветишь магнитной вспышкой — и окажется, что при правильном освещении Джулия с Беллой сидят вдвоём на обитой ситцем кушетке, а Рико расположился в кресле Рейфа. Вот и получается, что Эльза, то бишь Германия в её истинном масштабе, подмяла под себя Британскую империю.

Стоит начать выстраивать нации по ранжиру, и любопытные получаются пирамиды. Опасная это игра, если только, конечно, ты не держишься бульдожьей хваткой за душу свою живу, подобно тому, как Рико вцепился зубами — на, попробуй, разожми! — в тотемный символ Германской Империи. Он потому и порхает повсюду, вынюхивает там и сям, выведывает по тёмным углам, что накрепко привязан к своей Эльзе, а она стоит незыблемая, как флагшток, как скала. Он побегает-побегает вокруг, пощиплет травку да цветочки, погложет, как коза, кору оливковых деревьев, — и пусть себе. Насытится — потребует свежинки, и тогда Мать Германия послушно передвинет флагшток и займёт другое поле. Ну да, если бы… Как сомнамбула, Джулия передвигалась по комнате, только успевая увёртываться от громоподобных реплик Рико и Эльзы, которыми те запускали друг в друга, как снарядами. «Ну ты, Фредерико, и болван, скажу я тебе», громыхала Эльза, и в ответ слышалось: «Ах ты, ах ты, да заткнёшься ты когда-нибудь, проклятая пруссачка!»

Белла на кушетке тактично помалкивает. На ней широкое гофре — в сочетании с очень светлой пудрой, это белое короткое платье делает её похожей на фарфоровую куклу или клоуншу из цирка.

Сегодня вечером Джулия наконец-то одна — Эльза со своим Фредерико отправились в гости к друзьям. Сразу набежали дела: надо написать Рейфу, она уже несколько дней не садилась за письмо, а ей вовсе не хотелось изменять своей привычке писать ему ежедневно. Тут раздаётся мелкий стук, точнее, постукиванье в дверь, и Джулия замирает от волнения: а вдруг это г-жа Амез решила заглянуть к ней на огонёк и заодно посудачить? И вот дверь медленно открывается и на пороге появляется, как на подмостках, Белла: в зелёном платье с лифом на пуговках от горла до талии. Сравнение со сценой — не натяжка: при зашторенных окнах комната действительно напоминает сцену, и, потом, всё, происходящее здесь, — на взгляд Джулии, — давно уже стало публичным действом и, как таковое, приобрело особый оттенок священнодействия. Сами того не осознавая, они словно играли в пьесе, — как у профессиональных актёров, у них сложились свои амплуа, у каждого — свой выход, каждый знал, когда уйти со сцены, когда раскланяться. Так вот, Джулия выходит из игры. Выходы, поклоны, — не по её части.

— Да, Белла?

Против её воли голос звучит резко, — видно, нервы сдают. Впервые за много дней осталась одна и вот, пожалуйста…

Я просто собиралась написать письма.

Вместо ответа Белла поворачивается и закрывает за собой дверь.

— Белла!

Возвращается. Начинается второй акт. С другими декорациями. Нет, всё с теми же.

Вчера вечером представление вроде закончилось — занавес опустился, актёры раскланялись: Эльза, Фредерико, Белла, Джулия, г-жа Амез — все отыграли свои партии. Рико был в ударе, как показалось Джулии: никогда бы не подумала, что этот талантище, этот скромник, может смеха ради трещать по-итальянски, угощая г-жу Амез кофе как заправский официант, а стоило ей уйти к себе, начать изображать и её саму, причём на редкость точно.

Интересно, он их всех тоже пародирует? Задумалась Джулия, следя за тем, как он снова и снова, по требованию жаждущей удовольствия публики, изображает своё столкновение с г-жой Амез на лестнице. Он уморительно показывает, как хозяйка жестом, достойным Венеры Медицейской {69} , подносит руку к горлу. Глядя на мужа, Эльза заходится от смеха:

— А помнишь, Фредерико, в прошлый раз ты сказал: «А она и отвечает: это венецианские!»

— Ну да! — продолжает он. — Я и говорю ей, что они венецианские — я ведь заметил, что шёлковые бусинки-то облезли, знаете, когда они побиты молью, всегда кажется, будто они облезают.

— Ох, да, точно!

— А дальше я ей говорю, что она купила их не на городской площади, Пьяцетта {70} , ну она и пошла вспоминать о «Флориане» {71} , это уж как водится. Ах, «Флориан»!

Рико вошёл в роль — он полностью перевоплотился в эдакого Скруджа {72} . Джулия даже насторожилась: уж не использует ли их Рико в качестве прототипов своих героев? Он расхаживал взад и вперёд по воображаемой сцене — все взоры были устремлены на него. Он был царь и бог — лицо пошло красными пятнами, голос срывался на фальцет: «Ах, г-н Фредерик, и как это вы догадались», и дальше следует деланный смех старой девы — «хи-хи-хи, — как вы догадались, что я купила их на Пьяцетта?»

И вот теперь ей на голову сваливается Белла. Они что, — затеяли выходить на сцену по очереди: каждый, со своим маленьким спектаклем? А она должна присутствовать немым зрителем, моля Бога, чтобы всё это поскорее кончилось? (Никогда не кончится эта война).

А Белла тем временем проходит в комнату. Протискивается бочком, стесняясь, будто школьница, — хотя от школьницы в ней очень мало: румяна на щеках и зелёное платье выдают её с головой. Белла высокая, почти вровень с Джулией, у неё миниатюрная ножка, она двигается чуть угловато, как лань или газель, которую стесняет непривычное нарядное платье, — раскосые глаза смотрят влажно и чуть испуганно, при всём внешнем лоске.

— Входите, располагайтесь. — Может, стоит прокричать в ухо Бёлле это приглашение, чтобы нарушить ватную обстановку комнаты, запустить в воздух сноп петард, чтобы они осыпались зелёно-красными, оранжево-жёлтыми искрами недавнего представления, учинённого Рико, — спектакля злого и абсолютно восхитительного? Джулия снова вспомнила Рико — как он трогал рукой воображаемую нитку бус у себя на шее.

— Рико вчера был в ударе, правда? — сказала она, чтоб заполнить неловкую паузу. И зачем это Белла пожаловала?

Встала и стоит. «Может, присядете?» Джулия держалась с ней немного чопорно, — так до войны обращались к человеку незнакомому, или к тому, с кем тебя связывало шапочное знакомство, словом, к гостям. Белла пришла «в гости». Иначе для чего бы она принарядилась? Всего какой-нибудь час назад они столкнулись с Беллой на лестнице, когда Джулия выходила набрать в кувшин воды, — она ещё обратила внимание, что на Бёлле её обычные жакет и юбка. «Я вижу, вы переменили платье». Стала бы Белла без причины надевать своё зелёное платье — значит, есть тому причина?