Пламя быстро бежало по лесу, перескакивая с ветки на ветку. Из огня доносился рёв и визг гибнущих животных. Стоящий на берегу реки землепашец довольно жмурился: место расчищено, хорошее удобрение для почвы в этом году обеспечено, а дальше — будет видно.

Боги за спиной Прометея сурово молчали. Добряк Гефест плакал, не стесняясь слёз.

Прометей с помертвевшим лицом оторвал взгляд от земли, дымящейся далеко внизу, и разлепил губы:

— Я сам придумаю для себя наказание. Вы не сможете…

— Да что с вами?! — с болью в голосе воскликнул привязанный Прометей. — Афина, совсем недавно ты своими руками рыла канал, чтобы подвести воду к гибнущей от засухи роще. Гермес, всего неделю назад ты очертя голову бросился с Олимпа, чтобы спасти из воды детёнышей рыси. Что изменилось? Неужели вы настолько обозлились из-за украденного огня? Но ведь этот огонь гораздо больше нужен людям, чем вам! Они ничем не отличались от других зверей, разве что были гораздо слабее. А посмотрите на них сейчас — огонь помог пробудиться разуму, а вместе с ним — и добру!

— Он ещё не понял, что натворил… — отметил Зевс. На лице его играла неприятная улыбка, гораздо больше напоминающая звериный оскал. Посейдон поёжился, что-то невнятно прошипел, и со скрежетом провёл ногтями по мраморному подлокотнику. Аполлон и Артемида, одинаково сутулясь, начали приближаться к титану с боков. На мгновение Прометею показалось, что его окружила волчья стая.

— Тихо, тихо, ну что ты так кричишь-то…

Прометей ещё раз взревел, рванулся изо всех сил, и голубая пелена кошмара лопнула, мерзко чмокнув напоследок. С громким всхлипом титан приподнялся и очумело завертел головой. Со скалы, стоявшей где-то в стадии от места ночлега, сорвался и покатился в пропасть большущий камень; горное эхо в испуге заметалось между склонами.

Рядом колыхался Огонь и дышал теплом ему в лицо.

— Что-то плохое приснилось? — участливо спросил он.

Прометей хрипло кашлянул и кивнул.

Огонь огорчённо вздохнул и начал водить отростком из жёлтого пламени рядом с хитоном. Над мокрой одеждой заструился пар.

— Мы уже почти пришли, — сообщил Огонь, закончив работу. — Пока ты спал, я расспросил горихвостку: ближайшая долина находится вон за тем пиком, там сразу несколько деревень.

Прометей не глядя пошарил рядом с собой по оттаявшей земле и протянул спутнику чёрный окаменелый сучок.

— Можешь считать, что твоё рабство закончилось, — пообещал титан жующему Огню. — Люди с тобой будут обращаться намного лучше, чем боги. В твоём распоряжении будут удобные очаги, просторные печи, много вкусной нефти. Вместо того, чтобы тлеть в этом тесном дворцовом светильнике, ты будешь готовить людям еду, согревать их детей, помогать при обработке металлов и глины. Ты только им повинуйся. Так и говори: слушаю и повинуюсь. И никогда об этом не пожалеешь.

Дождавшись, пока Огонь закончит завтрак и опять спрячется, Прометей подхватил медную лампу и зашагал по еле заметной заснеженной тропке.

При моём появлении большой трёхногий светильник вспыхивает, неистово трещит, с ликованием машет огненными руками, глаза-угольки подмигивают и ласково жмурятся. Он рад меня видеть и выражает это всеми доступными способами.

По крайней мере, так его описывает дворцовый аэд. Как по мне — обычная железная плошка с горящими дровами. И ещё сквозняк от открывшейся двери.

Я подхожу к треножнику и погружаю руки в пламя по локоть.

Ихор нагревается.

Вены изнутри слегка покалывает.

Невидимые иголочки прикасаются к коже.

Словно лопаются пузырьки в забродившем вине.

Тёплая кровь растекается по жилам, омывая плечи, грудь, живот.

Живительная волна нежно гладит сердце, возвращая ему чувства и ощущения, растворённые в пламени перед посещением суровой и жестокой земли.

Окружающие краски опять обрели яркость и глубину. Огонь же, напротив, тускнеет, съёживается и лишь слегка подёргивается — точно больной пёс. Жаль: теперь я готова поверить, что он действительно был рад меня видеть.

Сжимая и разжимая пальцы, вынимаю руки из огня.

Я вернулась.

Полностью.

Позади кто-то кашляет.

— Госпожа?..

На столике появилось блюдо с фруктами. Рядом боязливо переминается с ноги на ногу молодой слуга-тритон, бросая вопросительные взгляды на пламя треножника.

— Рада тебя видеть, милый Каллимед, — весело говорю ему, щёлкаю пальцами, и на шее у юноши повисает гирлянда из крупных лилий.

Слуга шумно переводит дух, на лице у него появляется широкая улыбка.