— Давайте ему только вволю воды.

Никакого вина, чтобы облегчить боль Ниназу. Когда он будет мертв, а его люди сломлены или обращены в рабство, любые грабители, все еще орудующие в округе, быстро насторожатся и покинут эти земли. Если же нет, Эсккар прогонит их через несколько недель, когда его воины начнут прочесывать окрестности.

— Когда он кончит пить, — сказал Эсккар воину из клана Ястреба, охраняющему пленника, — выволоки его наружу. Пусть за ним внимательно наблюдают. Я не хочу, чтобы он покончил с собой, избежав мести жителей деревни. И не позволяй жителям, ни мужчинам, ни женщинам, к нему приближаться. Помни, что случилось в Дилгарте.

Эсккар отвернулся и двинулся к следующей комнате, которая служила спальней Лани и Типпу.

Он увидел, что Типпу свернулась калачиком на кровати, а Лани сидит на табурете и ждет. Она снова переоделась в простое платье, которое носила вчера. Глаза ее все еще казались красными и припухшими.

— Пришло время Ниназу встретиться с деревней, Лани. У жителей длинный список того, что он им задолжал.

— Я останусь в своей комнате, господин. Я не хочу снова видеть его.

Эсккар подумал и покачал головой.

— Лани, я хочу, чтобы ты обвинила Ниназу в том, что он сотворил с тобой, с твоим мужем и с семьей Типпу. Я взял вас под свою защиту, но все в деревне и мои воины должны знать, что Ниназу сделал с тобой и с твоими родными. Иначе кто-нибудь может подумать, что ты была с Ниназу по доброй воле. Даже мои люди могут не понять.

Она опустила глаза и ничего не ответила.

— Это будет трудно, Лани, но ты должна это сделать. Вы обе должны. Или души вашей семьи не упокоятся в мире. Это может даже помочь Типпу обрести рассудок.

— Я… мы сделаем это, господин, — сказала Лани, все еще глядя вниз. — Когда мы тебе понадобимся?

— Еще не скоро. Фермеры продолжают собираться со всей округи, и многое надо обсудить. Скажи твоей сестре, что ей следует говорить. Я приведу вас, когда будет нужно.

Он двинулся прочь, потом снова повернулся:

— После того как Ниназу умрет, ваша жизнь начнет налаживаться. А как только вы окажетесь в Аккаде, вы обе будете в безопасности.

Она не ответила.

Эсккар вышел из комнаты, поправил меч и откинул волосы с глаз. Когда он шагнул на яркий солнечный свет, вокруг него поднялись его люди, к их приветствиям присоединились крики местных жителей:

— Избавитель!.. Избавитель!.. Избавитель!..

Сисутрос хорошо приготовился к встрече с деревенским советом. Он составил вместе четыре стола и сел в середине только что сформированного совета старейшин, лицом к площади, где собрались остальные жители.

Наконец появились все важные фермеры. Сисутрос призвал к порядку совет пяти и громким голосом начал перечислять обвинения против Ниназу и его людей.

Все воины, не стоявшие на часах у ворот или у загона с лошадьми, тоже пришли сюда, и Сисутрос приставил их к пленникам, чтобы сдерживать людей, не подпуская к обвиняемым и к столам. Гронд вышел из дома вслед за своим командиром, неся последний табурет.

Эсккар сел позади и в нескольких шагах за столом, спиной к стене дома, решив принимать как можно меньше участия и происходящем.

Толпа перебивала Сисутроса после каждого выдвинутого обвинения одобрительными выкриками или проклятиями в адрес Ниназу. Закончив читать обвинение, Сисутрос потребовал тишины и объявил, что остальные жители Биситуна могут добавить к этому свои жалобы. После того как все огласят свои обвинения, Сисутрос и совет вынесут приговор Ниназу и его людям. Управившись же с разбойниками, совет будет заниматься возвращением жителям украденного у них имущества.

Сисутрос отдал приказ, и двое охранников выволокли Ниназу на свет. Поднялся неистовый шум, эхом прокатившийся по площади. Все выкрикивали проклятия Ниназу, и четыре воина с обнаженными мечами еле сдерживали людей, пока два воина выволакивали пленника на открытое место перед столами. Еще один воин вытолкнул на середину площади низкую тележку.

Ниназу привязали к ней, вбив ему в рот кляп, чтобы он не мог выкрикивать проклятия своим обвинителям во время суда.

Другие стражники заняли места перед разбойником, лицом к толпе, настороженные, полные решимости помешать, если кто-нибудь попытается отомстить самолично, напав на беспомощного пленника с ножом или мечом.

Начался суд; он шел гораздо медленнее, чем хотелось бы Эсккару. Каждый старейшина желал говорить, и Сисутросу пришлось прерывать их, когда они начинали бессвязно болтать, давая выход своей ненависти. Когда старейшины закончили, вперед подались остальные, толкаясь и давя друг друга, и один за другим стали перечислять свои обвинения против Ниназу.

Каждый мужчина и каждая женщина на площади, казалось, имели личные причины ненавидеть разбойника. Солнце почти добралось до зенита, прежде чем Сисутрос встал и объявил, что совет слышал уже достаточно и что господин Эсккар желает говорить.