Бернацкий Анатолий
Шрифт:
Минкова осудили по всем статьям обвинения и дали 25 лет тюрьмы. Вместе с ним за решетку попали Том Паджетт и парочка приближенных коврососов. А вот всем аудиторам удалось оправдаться. Ernst & Whinney даже выиграл суд у крупного калифорнийского банка, который на основании рекомендаций аудиторской фирмы выдал ZZZZ Best многомиллионный кредит.
Чиновник Мелвин Шпильман служил обществу и отечеству на ниве погребальных услуг. При этом в его ведении находились исключительно одинокие души, то есть души тех, кто преставился без родственников и наследников. Занимался он этим богоугодным делом, находясь на должности рядового конторщика в отделе наследования и завещаний при офисе окружного судьи Тома Викерса.
За долгие годы государственной службы Мелвин обзавелся знакомых и приятелей во всех без исключения общественных структурах города: в суде, полиции, прокуратуре, судебной экспертизе, моргах, больницах, банках, супермаркетах…
Так бы и просидел он в офисе Викерса, если бы однажды его сослуживец не слег с гриппом. Он и попросил Мела подменить его на «черной» работе: нужно было похоронить одного бесхозного старика за государственный счет. Мел получил в офисе свидетельство о назначении временным администратором, проставил печать окружного судьи в канцелярии и отправился на кладбище.
Завершив процедуру погребения, Шпильман решил заскочить в дом покойного, чтобы опечатать окна и двери и подготовиться к инвентаризации имущества. Хотя сослуживец и не просил Мела заниматься этими делами, любопытство взяло верх. Шпильман открыл входную дверь и застыл: его изумленному взору предстали старинные серебряные подсвечники, фарфоровые вазы, резной секретер XVIII века.
После исторической подмены сослуживца, Шпильман больше не возвращался к перекладыванию бумажек. Он перешел в отдел временного администрирования, где проработал до 1987 года.
Именно в этом году окружной судья Том Викерс подал в отставку, а с приходом нового начальника состоялась структурная перестройка: должность Мела Шпильмана была ликвидирована, а его самого перевели в секретариат районного совета. При этом все дела по наследованию и завещаниям сохранились за окружным отделом. Мел опять очутился в бумажно-канцелярском болоте. Но здесь ему не сиделось.
Однажды, при очередном визите в управление судебно-медицинской экспертизы округа Бексар он, вроде невзначай, сказал своему приятелю, главному патологоанатому, что переход на работу в секретариат районного совета никак не отразился на его должностных полномочиях. Он по-прежнему отвечает за организацию похорон и ликвидацию активов всех умерших, у которых нет родственников или наследников. И такого устного уведомления оказалось достаточно, чтобы на протяжении четырнадцати лет (!) всякий раз, как на прозекторском столе оказывался бесхозный покойник, дежурный управления судебно-медицинской экспертизы поднимал трубку и набирал номер Шпильмана.
Поскольку дела покойников, которых забирал Шпильман у патологоанатома, никогда не попадали в окружное управление по наследованию и завещаниям, то никто их и не отслеживал. Не удивительно, что усопшие души обретали свое материальное перевоплощение в хромированных дисках, поршнях, свечах и цилиндрах гоночных автомобилей.
В основу обвинения Шпильмана была положена история обворовывания старика по имени Джимми Холл. При жизни Джимми держал антикварную лавку и слыл большим оригиналом: не стриг ногтей, появлялся на публике в длинном балахоне с высоким колпаком на голове и попугаем на плече.
Схоронив экстравагантного старика, Шпильман отправился в его дом и приступил к изучению оставшихся бумаг и ценностей. Чего тут только не было: девять персидских ковров, шесть ваз династии Минь, наполеоновский секретер, коллекция драгоценных камней в спальне, четыре яйца Фаберже, мессенский фарфор, огромный канделябр XVIII века.
Шпильман уже почти подсчитал свои будущие доходы, когда его опытный взгляд внезапно выловил из аккуратной стопки книг коричневый конверт, залитый сургучом. Предчувствуя неладное, Мел распечатал конверт и сплюнул от злости: это было завещание, по которому Джимми Холл передавал все свое имущество близкому другу Джеральду Гриффину. Кое-что отходило и племяннице Карен Вингблад, которая проживала в далеком Детройте, штат Мичиган. Однако Шпильман твердо решил не упускать такой жирной добычи и бороться до последнего. В его голове уже созревал план будущей аферы. Мел собрал все бумаги Джимми Холла в черный пластиковый мешок, запечатал дом и сел в машину. По дороге домой он отзвонил сестре Деборе и пригласил ее вечером к себе. Когда при встрече братец Милл объяснил ей суть дела, она, долго не думая, согласилась сыграть роль племянницы Джимми Холла.
В этом деле Мел Шпильман превзошел самого себя: завещание в пользу племянницы он пустил в ход только для того, чтобы продать дом Джимми Холла. Все остальное имущество, включая банковские счета, он сбыл на аукционе, якобы в пользу окружного управления по делам наследования и завещаний. И в очередной раз все прошло как по маслу.
Затем грянула беда: позвонила настоящая племянница покойника — Карен Уингблад. Шпильману, чтобы замять назревающий скандал, пришлось поспешно готовить еще одно завещание, по которому все имущество Джимми Холла отходило в некое Гуманитарное общество любителей животных. О чем он, представившись другом Холла, и сообщил в письме племяннице. Карен забила тревогу: ни мгновения она не сомневалась, что этот Шпильман никогда не был близким другом ее дядюшки. Но что могла поделать пожилая женщина перед лицом очевидных фактов: в юридически безупречном завещании Холла, которое прислал Карен Мел Шпильман, ее имя нигде не значилось.
Отдадим должное знанию человеческой психологии, продемонстрированному Шпильманом в деле Холла: в конце письма, отправленного Карен Уингблад, он сделал приписку: «Когда я разбирал вещи Джеймса, то натолкнулся на маленький ларец с этикеткой «Не для продажи». Я подумал, что этот скромный дар старина Холл приготовил именно для своей племянницы». В шкатулке, отправленной Шпильманом, Карен обнаружила два бриллиантовых и одно опаловое кольцо общей стоимостью 6 тысяч долларов. Это ее и успокоило.