— А как насчет их мужей? Ведь у некоторых, конечно, есть мужья? — Доминик цеплялся за какое-то логичное объяснение.

— О да, у некоторых есть, — ответил Карлайл. — Но дешевле нанять женщину, нежели мужчину: ей меньше платят. Поэтому мужчины остаются без работы.

— Это же… — Доминик не находил слов. Он сидел, пристально глядя на Карлайла.

— Политика, — пробормотал Карлайл, снова берясь за вилку. — И образование.

— Как вы можете есть? — удивился Доминик. Ему теперь кусок в горло не лез, и казалось неприличным продолжать жевать, если все, что сказал Карлайл, правда.

Сомерсет отправил кусок гуся в рот и сказал:

— Потому что если бы я переставал есть каждый раз, как подумаю о подневольном труде, нищете, болезнях, грязи и невежестве, то я должен был бы постоянно голодать — и что бы это дало? Один раз я попытался попасть в парламент, но проиграл. Мои идеи были крайне непопулярны среди тех, кто имеет право голоса. У подневольных тружеников нет права голоса, в основном это женщины и те, кто еще слишком молод, а также бедняки. Теперь я стараюсь добраться с черного хода до палаты лордов — через таких, как Сент-Джермин с его биллем и ваш друг Флитвуд. Им наплевать на бедняков — вероятно, они никогда не видели ни одного, — но крайне важно, чтобы они поддержали наше дело.

Доминик оттолкнул от себя тарелку. Если это правда, а не мелодраматическая болтовня за ленчем с целью шокировать, то такие люди, как Флитвуд, действительно должны что-то сделать. Карлайл абсолютно прав.

Он выпил вино, порадовавшись его терпкости: хотелось избавиться от стойкого привкуса горечи во рту. Жаль, что он встретил Сомерсета Карлайла. Джентльмены так не поступают: пригласить на ленч и потом обсуждать подобные вещи. Теперь от этих мыслей невозможно избавиться.

Между тем начальство Питта поручило ему дело о хищении в одной местной фирме. Он возвращался в свой полицейский участок после того, как весь день допрашивал клерков и читал документы, в которых ничего не смыслил. У дверей его встретил констебль с растерянным взглядом. Питт замерз и устал и к тому же промочил ноги. Он мечтал пойти домой и съесть там что-нибудь горячее, а затем посидеть у огня с Шарлоттой, беседуя о чем угодно, только не о преступлениях.

— Что такое? — спросил он устало. Констебль чуть ли не ломал руки от отчаяния.

— Это случилось снова! — сказал он осипшим голосом.

Питт все понял, но тянул время.

— Что именно?

— Трупы, сэр. Еще один труп. Я имею в виду — выкопанный, а не свежий.

Питт прикрыл глаза.

— Где?

— В парке, сэр. Сент-Бартоломьюз-Грин, сэр. Это не совсем парк — так, лужайка с несколькими деревцами и парой скамеек. Его нашли на одной из скамеек: сидит там себе и в ус не дует. Но мертвый, мертвее не бывает. Причем, я бы сказал, давненько умер.

— Как он выглядит? — спросил Питт.

Констебль скорчил гримасу.

— Ужасно, сэр, просто ужасно.

— Естественно! — отрезал инспектор. Его терпение истощилось. — Он молодой или старый, высокий или низкий — ну же, давайте! Вы же полисмен, а не автор дешевых романов! Что это за описание такое — «ужасно»?

Констебль густо покраснел.

— Он высокий и полный, сэр, волосы черные, бакенбарды тоже черные, сэр. А одет в такое плохонькое пальто, и сидит-то оно на нем кое-как. Да, джентльмены выглядят иначе, сэр.

— Благодарю вас, — мрачно сказал Питт. — Где он?

— В морге, сэр.

Томас повернулся на каблуках и вышел на улицу. Морг находился в нескольких кварталах от участка, и инспектор шел под дождем, ломая голову над этими отвратительными и явно бессмысленными преступлениями. Кому, черт возьми, понадобилось откапывать эти трупы и зачем?

Наконец он добрался до морга. Служитель, как всегда, сиял, несмотря на кошмарный холод. Он подвел Питта к столу и откинул простыню с таким видом, с каким фокусник в мюзик-холле достает из цилиндра кролика.

Как и говорил констебль, это был труп полного мужчины средних лет с черными волосами и бакенбардами.

Питт хмыкнул.

— Насколько я понимаю, это мистер Уильям Уилберфорс Портьес, — произнес он раздраженно.

Питту оставалось только пойти домой. Поблагодарив служителя, он снова вышел под дождь. Полчаса Томас шел бодрым шагом и наконец, завернув за угол, оказался на своей улице. Через пять минут он уже сидел на кухне перед плитой, заслонка которой была открыта, чтобы поступало тепло. Брюки Питта были закатаны, ноги опущены в таз с горячей водой. Шарлотта стояла радом с полотенцем наготове.

— Ты насквозь промок! — сказала она с досадой. — Тебе нужно купить новые ботинки. Где это тебя носило?

— Я был в морге. — Он медленно шевелил пальцами ног в воде, испытывая несказанное блаженство. — Нашли еще один труп.

Шарлотта изумленно взглянула на мужа.

— Ты хочешь сказать, что его тоже выкопали? — спросила она недоверчиво.

— Да. Умер четыре недели назад, как мне кажется.

— О, Томас! — В ее темных глазах отразился ужас. — Что за тип выкапывает мертвецов и оставляет их в кебах и церквях? И почему? Это какое-то безумие! — Шарлотте вдруг пришла в голову новая мысль, от которой она побледнела. — А ты не думаешь, что это могли быть разные люди, а? Допустим, лорда Огастеса убили — или кто-то так думает, — и его выкопали, чтобы привлечь внимание. И тогда тот, кто его убил — или боится, что его в этом подозревают, — начинает выкапывать другие трупы, чтобы запутать следствие?