Он поднялся.

— Благодарю вас, мэм. Если мне понадобится спросить что-нибудь еще, я к вам зайду.

— Я позабочусь о том, чтобы мистера Портьеса снова захоронили. — И она позвонила в колокольчик, чтобы горничная проводила Питта.

— Пока что это нельзя сделать, мэм. — Томас знал, что сейчас она возмутится. — Боюсь, нам придется провести еще кое-какие исследования, прежде чем мы сможем разрешить захоронение.

Ее лицо пошло пятнами от ужаса, и она привстала в кресле.

— Сначала вы позволяете осквернить могилу моего мужа и оставить его тело там, где предлагают себя публичные женщины, а теперь вы хотите его исследовать?! Это чудовищно! Приличные люди больше не чувствуют себя в безопасности в этом городе. Вы позорите свою… — Она хотела сказать «форму», потом взглянула на пестрое облачение Питта, на шляпу, которую он держал в руках, и с которой все еще капала вода, на шарф, чуть ли не волочившийся по полу — и сдалась. — Вы — позор! — закончила она неуверенно.

— Извините. — Томас извинялся не за себя, а за целый город, за весь тот общественный уклад, который не оставил ей ничего, кроме стремления к респектабельности.

Побеседовав с доктором, Питт выяснил, что Портьес умер от цирроза печени, а также что он, несомненно, посещал скамейки Сент-Бартоломьюз-Грин. И вот, по какой-то нелепой случайности, его труп усадили в тени этого сквера, где к нему вполне могли пристать проститутки, у которых даже покойник не вызовет ни ужаса, ни удивления.

Питт ушел, размышляя о том, какова была жизнь супругов Портьес, закончившаяся таким образом. Вероятно, в ней были и неудачи, и постоянные компромиссы, и одиночество.

Доминик выкинул из головы Сомерсета Карлайла и их неудачный ленч в клубе. Он с нетерпением ждал, когда сможет снова увидеть Алисию. С захоронением было покончено, и теперь, при условии, что будет соблюден надлежащий траур — по крайней мере, внешне, — можно подумать и о будущем. Доминику не хотелось оскорбить ее чувства, заговорив об этом слишком рано, но можно нанести визит, дабы засвидетельствовать почтение и немного побыть в ее обществе. А через несколько недель она уже сможет позволить себе появиться на людях — не в театре или на званом приеме, а в церкви. Или прокатиться в экипаже, чтобы подышать свежим воздухом… Доминик не возражал, чтобы Верити тоже поехала с ними ради соблюдения приличий. Вообще-то она очень нравилась Доминику. Когда девушка почувствовала себя непринужденно в его обществе, с ней стало легко общаться. Хотя Верити была скромной, у нее имелись собственные взгляды на мир и несколько суховатое чувство юмора.

В общем, Доминик был в прекрасном расположении духа, когда в четверг утром прибыл в Гэдстоун-парк и отдал свою визитную карточку горничной.

Алисия встретила его с восторгом: у нее словно камень свалился с души. Они провели вместе несколько счастливых часов, беседуя о пустяках, но вкладывая в свои слова чрезвычайно много. Им достаточно было просто находиться рядом, и не имело значения, о чем именно говорить. Огастес был забыт, и они даже не вспоминали о пустых могилах и неугомонных трупах.

Доминик откланялся незадолго до ленча и теперь бодрой походкой шел по Парку. Воротник его был поднят, так как дул северный ветер, но он находил это даже приятным и не обращал внимания на холод. И вдруг он увидел фигуру, в которой было что-то знакомое — не то походка, не то худые плечи. Доминик заколебался и даже хотел сначала свернуть и пойти прямо по траве, хотя она была густая и влажная. Но он даже не знал точно, кто это. Для Питта этот человек слишком опрятен и элегантен, к тому же немного ниже ростом. У того полы пальто всегда хлопали, и шляпу он носил иначе.

И только когда этот человек приблизился настолько, что можно было разглядеть его лицо, он узнал Сомерсета Карлайла. Теперь было бы невежливо повернуть в другую сторону.

— Доброе утро, — сказал Доминик, не замедляя шага. У него не было никакого желания беседовать с этим человеком.

Карлайл стоял на пути, и обойти его не было возможности.

— Доброе утро, — ответил он, затем повернулся и пошел рядом с Домиником, приноравливаясь к его шагу. Чтобы не показаться грубым, тому пришлось завязать разговор.

— Приятная погода, — заметил он. — По крайней мере, этот ветер разгонит туман.

— Хороший день для прогулки, — согласился Карлайл. — Чтобы нагулять аппетит перед ленчем.

— Совершенно верно, — сказал Доминик. В самом деле, этот человек на редкость надоедлив. Казалось, он и не подозревает, что его общество нежелательно, так как напоминает Доминику об их совместном ленче.

— Приятная неторопливая трапеза у горящего камина, — продолжал Карлайл. — Я бы с большим удовольствием поел супу — что-нибудь вкусное и пикантное.