На границе иммиграционная служба даже не заглянула в трейлер, и в окрестностях Буффало наша теплая компания, состоящая из восемнадцати мужиков и четырех баб, со слезами радости на глазах поцеловала американскую землю. Не обошлось, правда, без небольшого конфуза: один из наших в дороге не удержался и оттяпал корове ухо якобы себе на портмоне. Что ж, как говорится, в семье не без урода.

Не буду долго распространяться о первых годах в Америке. Скажу только, что ехал я за океан, нашпигованный мечтами одна фантастичнее другой, почерпнутыми из беллетристики, но Америка не стала для нас ни родной матерью, ни даже теткой.

Перво-наперво, не без приключений, мы добрались до Грин-Пойнта. [1] Там Американский Брат Прораба за деньги делал из людей американцев посредством стрижки и одежды. Шельма каких поискать, без чести, без совести — заливал нам почище любого адвоката, а две его сестры наживались за счет курсов английского для поляков, причем учили без слов, на пальцах. Вдобавок сдавали меблированные одними только матрасами комнаты на улице Нассау, что за углом Грин-Пойнт-авеню. Вкалывали мы как черти, спали вповалку, и на девятерых у нас была одна-единственная сковорода — в основном на ней жарили яичницу, — да и та потом вконец заросла жиром, вышла из строя и жарить перестала. На ту пору как раз дело приняло оборот.

Американский Брат Прораба, носившийся с идеей женитьбы, желая выпендриться, приобрел одни выходные трусы с лотерейным билетом в придачу. Но вскоре, отказавшись от брачных планов, силком, как я ни открещивался, всучил мне трусы в счет оплаты одного рабочего дня. Я уже вам говорил, что этот Брат был прохвост каких поискать — от него всего можно было ожидать. Как только стало ясно, что трусы выиграли главный приз, он, размахивая ножом, сперва попытался их с меня стянуть. А когда подвалило телевидение и стало меня снимать, со злости покусился на собственную жизнь, впрочем, неудачно, потому что не намылил веревки и выскользнул из петли. Остальная братва поделилась на две группы: одни не прочь были полоснуть меня по горлу, другие без зазрения совести лизали задницу. Немало было и наглых предложений руки и сердца, и каждый раз, возвращаясь с работы, я обнаруживал на своем матрасе в полной боеготовности какую-нибудь из своих соотечественниц.

Не успел я выиграть, как мистер Кейн навеки закрыл глаза. Я подумал, что все пропало — Бог дал, Бог взял, а мои товарищи вздохнули с облегчением и на радостях перепились. Однако им вышел облом: в седьмом часу утра на улице Нассау появился белый лимузин, а в нем — чернокожий шофер с накрахмаленной рубашкой и билетом в первый класс. Слетелась вся улица. Братва от ненависти скинулась на бутылку, а я обвязал чемодан веревкой и — поминай как звали. Полет выдался беспокойным из-за того, что в замок я летел в качестве единственного пассажира, а посему все плясали вокруг меня, расспрашивали и не давали толком вздремнуть.

Личный аэродром мистера Кейна размером был невелик, всего на каких-нибудь шесть самолетов, но ухоженный. После посадки меня проводили в зал со сводчатым и красиво, будто в костеле, расписанным потолком. Затем, как положено, пропустили через рентген мой чемодан, в котором помещалось все, что необходимо иметь при себе готовящемуся занять пост ночного сторожа мужчине-холостяку, а именно: два кило сухой колбасы, сосиски, литровка «Шопена», носки на смену, образок Божьей Матери Ченстоховской, счастливые трусы, выходные рубашки, гребешок, зеркальце, станок для бритья с запасом лезвий, молоток, гвозди и мышеловка типа «гильотинка». Проверив чемодан, таможенник велел мне лечь на транспортер и, кстати говоря, со всем уважением, лично сунул мне палец в резиновой перчатке в задницу.

После благополучного завершения таможенного контроля регистрационная стойка прилетов была свернута, и весь обслуживающий персонал выстроился в очередь на вылет, шумящий, галдящий и орущий хвост которой извивался длинной змеей. Толклась в очереди пара-тройка суперэлегантных персон, но в основном преобладали музыканты и разноцветная — ну чисто экзотика — официантская братия; у этих в чемоданах и карманах бренчали и звякали столовые приборы. Хуже того, некоторые волокли картины в рамах, кресла, небольшие колонны из черного мрамора, в то время как другие в несколько рук тарабанили мягкие диваны. Я не знал, что мне делать: налицо было воровство, однако, с другой стороны, официально я еще не вступил в должность. Устроившись в кожаном кресле, я подумал, что на всякий случай прикинусь-ка дурачком. Для начала поднял глаза к потолку, с которого грозил пальцем бородач, вроде бы как сам Господь Бог, и перекрестился, а потом сделал вид, что сплю, и вскоре правда заснул.

Проснулся я оттого, что кто-то толкал меня в бок. Рядом со мной стояла дородная женщина, представившаяся кухаркой. У нее были соблазнительные, неотразимой волосатости ноги, а под форменным халатиком колыхались ничем не стесненные груди, в одной руке она держала тарелку фасолевого супа, а локтем свободной руки толкала меня. Было в ней что-то хватающее за сердце, и откровенно скажу, с самого первого взгляда я начал впечатляться. Кстати сказать, она тоже завращала глазами. Оказывается, она как-то мельком видела меня по ящику издалека, но так чтобы вблизи такую знаменитую личность ей видеть еще не приходилось. Не считая мистера Кейна, конечно, но это было давно и неправда.

Вся она была бронзовая от загара, как будто только что вернулась из отпуска, но скоро выяснилось, что дело не в этом, а загар ей достался от родителей, поскольку родом она была из поселения Хуарес на реке Рио-Гранде, что на самой границе Мексики с Техасом. С аппетитом уминая за обе щеки фасолевый суп, немного острый на мой вкус, но конкретный, я, не теряя зря времени, принялся расспрашивать кухарку, не дошли ли до нее какие слухи.

Однако ей мало что было известно, одно ясно: творится что-то несусветное и ничего не понятно, все сматывают удочки, а я временно поступаю в распоряжение матери Кейна, то есть старой миссис Кейн, которая должна поставить меня на довольствие. И тут же спросила напрямик, с подкупающей искренностью, не желаю ли я выслушать историю ее жизни. Чтобы доставить ей удовольствие, а заодно убить время, я ответил, что конечно и что я согласен. Но прежде чем она набрала полную грудь воздуха, в зал ожидания внаглую, несмотря на сверкающий пол, въехал красный лимузин, похоже, а то и вполне очень даже возможно, «роллс-ройс». За рулем вместо негра сидел молодой, но не больно вежливый шофер, кое-как зашвырнувший мой чемодан в багажник. Одет он был с иголочки, весь такой прилизанный, в глазах огонь.