Шрифт:
— Немного странно видеть Звезду Давида в контексте учения улемов, — заметил я.
— Ничуть, — возразил Рабби Мордехай. — Постарайся понять: у каббалистов полно общих с улемами техник, и эта лишь одна из многих. К тому же я открыл тебе только один из семи великих секретов Звезды Давида. Каббалисты уже не первый век используют его в своих целях.
— Однако Peres du Triangle также используют треугольник. Выходит, это универсальный символ.
— Верное замечание. Самой собой, наличие Звезды Давида стало поводом для традиционных антисемитских заявлений о том, что финансовым миром правят евреи. Но это полная чушь. В организации Peres du Triangle состоят люди, для которых национальная и религиозная принадлежность не имеет ни малейшего значения. Да, Звезда Давида занимает важное место в учении иудаизма и даже находится на государственном флаге Израиля. Тем не менее это универсальный символ, берущий свое начало, по мнению многих ученых, в концепциях ануннаков.
Это заявление ничуть не удивило меня, поскольку я уже знал, как много позаимствовали улемы у ануннаков.
Время летело незаметно. Я успел усвоить необычайно много, и материал этот, по утверждению Рабби Мордехая, должен был помочь мне при встрече с Peres du Triangle, а позднее — во всех моих жизненных начинаниях. Но кое-что мы так и не успели затронуть. Я долго мучился сомнениями, но в конце концов все-таки осмелился спросить у Рабби:
— А как же быть с открытием моего Канала?
— Этот скоро произойдет, — ответил Рабби.
— Но как насчет подготовительной работы? И что представляет собой сам процесс?
— Это зависит от многих факторов. Но нам пора прогуляться. Думаю, ты успел устать от занятий.
Я и правда устал, поскольку занимались мы сегодня допоздна, даже после ужина, пропустив таким образом традиционную прогулку. Время близилось к ночи, и я чувствовал, что мне не помешает глотнуть свежего воздуха.
— Давай пройдемся до одного из мостов между Будой и Пештом, — предложил Рабби Мордехай. — Вечер просто располагает для такой прогулки.
— Так куда мы идем?
— К мосту Сечени.
Я не имел ничего против, поскольку мост этот всегда отличался удивительной красотой. Назван он был в честь графа Иштвана Сечени, вложившего деньги в его постройку, и стал первым из восьми постоянных мостов Будапешта. Прежде чем приступить к строительству, граф тщательно обдумал все детали. Он не только проконсультировался с французским специалистом Марком Изамбаром Брюнелем, но и осмотрел мост работы Уильяма Тирни Кларка, перекинутый через Темзу у Марлоу. Будапештский мост построили в период между 1839 и 1849 годами. Статуи львов по обоим концам моста создал замечательный скульптор Янош Маршалко. Широкая публика до сих пор спорит о том, есть ли у львов языки. Некоторые утверждают, что есть, однако увидеть их практически невозможно — даже если вскарабкаться на подножия, расположенные по четырем углам моста. Другие заявляют, что языков нет вообще, и рассказывают легенду о том, как во время церемонии открытия маленький мальчик, заметивший отсутствие столь важной детали, сообщил об этом скульптору. Говорят, Маршалко был так расстроен своим недочетом, что бросился с моста в реку и погиб.
Наступила ночь, и на мосту не было ни единого человека, лишь огни города отражались в темных водах Дуная. Мы молча любовались этим зрелищем, как вдруг Рабби Мордехай спросил:
— Сколько времени тебе потребуется на то, чтобы перейти через мост?
— Понятия не имею, — ответил я, прикидывая в уме длину сооружения.
— Спорим, я переберусь на ту сторону быстрее тебя? — глаза Рабби поблескивали от удовольствия.
— Ладно, — со смехом согласился я. — Почему бы не попробовать?
— Договорились. Только иди все время прямо: не оглядывайся и не смотри по сторонам.
— Хорошо, — я знал, что он приготовил какую-то хитрость, однако решил подыграть. — Можно начинать?
— Давай! — рассмеялся Рабби.
Я зашагал по мосту, стараясь смотреть только вперед. Но когда я добрался наконец до противоположной стороны, Рабби уже был там — стоял, небрежно облокотясь о перила.
— Впечатляет, — заметил я. — Хотелось бы и мне освоить эту технику.
— Очень рад, что ты не называешь ее фокусом, — серьезно заметил Рабби Мордехай.
— Не думаю, чтобы это был фокус, — я ощутил смутное раскаяние. Неужели я огорчил Рабби своими скептическими замечаниями? Должно быть, я что-то упустил по невнимательности.
— Давай вернемся на ту сторону, — предложил Рабби. — Не хочешь ощутить, как работает эта техника?
— Разумеется, — ответил я и тут же оказался на той стороне моста. Произошло это в доли секунды: только что я был там — и вот уже стою на старом месте. Рабби Мордехая рядом не оказалось. Оглянувшись, я увидел, как он шагает ко мне по мосту. Наверняка ему хотелось показать мне, что все происходит на самом деле. Если бы мы перенеслись вместе, я мог бы решить, что мы вовсе не покидали эту сторону и у меня было что-то вроде видения — игра воображения, и только. Однако вид Рабби Мордехая, шествующего по мосту, должен был избавить меня от таких подозрений. Как ни печально, я выказал недостаток доверия, чем глубоко огорчил этого замечательного, добрейшего человека. И как я мог? Мне было необычайно стыдно.
— Рабби Мордехай, — сказал я, как только он подошел ко мне, — я знаю, почему вы переместили меня, а сами шли пешком. Мне понятны ваши мотивы. Но больше в этом нет никакой необходимости. Я всецело доверяю вам. У вас не будет более преданного ученика, чем я.
Рабби, со слезами на глазах, обнял меня что было силы.
— Ты для меня не просто ученик, Жермен. Отныне ты мне все равно что сын.
От этих слов я ощутил глубокую радость. Рабби не сердится на меня: он понял, что я смог наконец довериться ему. Это значит, я прощен… Внезапно я ощутил нечто необычное: что-то изменилось в моем сознании, или в моем мозге, или в моей душе. Я не смог бы выразить это словами, однако случившееся было так же реально, как мост или река. Способность безоговорочного доверия, которую я внезапно обнаружил в себе, распахнула врата сознания, и мой Канал открылся.