Шрифт:
Но Родина встретила своего сына-скитальца не по-матерински.
Из материалов оперативной разработки.
«Следственной частью по особо важным делам МГБ СССР установлено, что в 1927 году в гор. Шанхае Мельничук был завербован в английскую разведку руководителем ее местного филиала Джоном Куком. Выполняя задания, собирал и передавал ему и английскому агенту Эллерсу развединформацию о гоминдановской авиации (база гор. Нанкин), использовался в изучении проживавших в Шанхае русских, подозревавшихся в связях с разведорганами СССР. Также имелись материалы о его причастности к американской разведке.
На судебном заседании Мельничук подтвердил связь с английскими разведорганами и 16 мая 1953 года был осужден но статье 58—1—6 УК РСФСР к 25 годам ИТЛ (исправительно-трудовой лагерь) с поражением в правах на 5 лет и конфискацией имущества. Упомянутый выше Эллерс осужден к ВМН (высшая мера наказания). Обвинение в причастности подсудимого к американской разведке доказано не было.
17 июня 1956 г. Мельничук освобожден из-под стражи постановлением комиссии Президиума Верховного Совета СССР. Мера наказания была сокращена до фактически отбытой».
На этом, казалось бы, и всей истории конец. Но...
В эпоху «холодной войны» и обострившегося противостояния между СССР и США советская контрразведка не могла забыть о хоть и бывшем, но все же английском шпионе и капитане американских ВМС. Нет, его не увольняли с работы, не лишали гражданских прав и уж тем более не упекали в психушку. Просто вели оперативное наблюдение. Так, на всякий случай. А вдруг на изменника, английского шпиона и военного экс-моряка Соединенных Штатов попытаются выйти его бывшие сослуживцы, причастные к военно-морской разведке США, или сотрудники спецслужб Ее Величества? Подобных примеров в те времена было немало.
Упорство контрразведчиков не пропало даром. Впрочем, полученная оперативным путем информация была малозначительной и особого интереса на первый взгляд не представляла.
Итак, через несколько лет сотрудникам госбезопасности становится известно, что при аресте Мельничук утаил финансовые документы, оставшиеся у него после службы в ВМС США — чековую книжку корейского банка на 1000 долларов и два именных чека на сумму 5350 долларов. Хоть американская валюта и стоила по тем временам всего 63 копейки за доллар, но на черном рынке за «зеленые» давали значительно больше. Так что в сравнении со среднестатистической зарплатой советского гражданина в 75—100 рублей банковские векселя, которые хранил Матвей в укромном местечке, были ох какие солидные.
Опять же, как чекисты могли распорядиться этими сведениями? Самый простой и тривиальный способ — вновь засадить Мельничука в тюрьму за незаконное хранение валюты. Ведь в те годы подобный криминал вполне мог потянуть года на три, а то и на пять... Но, во-первых, чек — это еще не валюта, а во-вторых — есть ли смысл снова отправлять на нары человека, и без того вдоволь хлебнувшего лагерной баланды? И, наконец, третье, пожалуй, самое главное. Именно в то время страна узнала о культе личности Сталина и репрессиях 30-х, конца 40-х и начала 50-х годов. Узнала, осмыслила и ужаснулась. И наступившая оттепель 60-х годов не располагала к новому витку ГУЛАГовского беспредела.
Тем временем Матвей Мельничук, будучи уже пожилым человеком, испытывал некоторые трудности со здоровьем, да и материальные проблемы давали о себе знать. Вот и стал он активно искать способы для обмена чеков на деньги. В ту пору совершить это можно было одним-единственным способом — за границей в финансовых или государственных учреждениях США.
Но как это сделать? Самому выехать за границу и пытаться нечего. С таким шлейфом антисоветских преступлений и статей Уголовного Кодекса РСФСР за измену Родине он на всю жизнь остался невыездным.
Несколько попыток переправить документы за рубеж со своими друзьями — моряками дальнего плавания не увенчались успехом. Весной 1965 года одна из подобных затей вообще окончилась странным образом. После долгих уговоров и за определенный процент от планируемой выручки один из ходивших в загранку знакомых Матвея Мельничука отважился на рискованное мероприятие. Когда во время стоянки корабля в порту японского города Осака экипаж сошел на берег, моряк улучил момент, под благовидным предлогом «оторвался» от группы (в те годы советским гражданам не рекомендовалось в одиночку гулять по иностранным городам) и, попетляв по улочкам, добрался до американского консульства. Здесь он рассказал местному сотруднику, некоему Георгию Винценту, историю Мельничука и показал американцу чек. Дипломат внимательно выслушал нежданного советского гостя, задал несколько уточняющих вопросов и о владельце чека, и о самом моряке, дотошно осмотрел (разве что на зуб только не попробовал) уже изрядно потрепанную финансовую бумажку с водяными знаками, но... вместо денег передал посетителю расписку, написанную от руки на листке бумаги, вырванном из обычного блокнота. И еще... — странную монету достоинством в одну иену с искусно просверленной небольшой дыркой. Вторая, точно такая же, осталась у Винцента. Сопровождалась передача этого «сувенира» уверениями в том, что монета, словно волшебный талисман, откроет перед се владельцем двери американских посольств и консульств в любой стране мира...
Вопросы эксперту:
—Евгений Алексеевич, начало—словно в детективе. Особенно эти монеты с дыркой,
—Две монеты, просверленные насквозь в определенном месте, — классический образец вещественного пароля. Одна остается у представителя спецслужбы, вторая передается агенту. На очередной встрече, когда бы и где бы она ни происходила и кто бы в ней не участвовал, совмещение монет и совпадение отверстий свидетельствует о том, что встречаются люди, которые могут доверять друг другу.
Вещественные пароли активно использовались спецслужбами разных стран еще со времен Первой мировой войны. В качестве них могли выступать разрезанные особым образом фотографии, денежные купюры, почтовые марки и другие предметы. В середине прошлого века спецслужбы стали использовать для передачи своим агентам более сложные пароли, которые было достаточно трудно подделать, — те же самые монеты, просверленные или распиленные особым образом.