Грозный бек был вне себя от ярости, узнав, что войско кагана урусов идёт ему навстречу.

— У меня нет тайной стражи, — кричал главный повелитель хазарского войска, — у меня вместо неё стадо тупых никуда не годных ишаков! Как ты смел привести в мой шатёр изменника? — набросился бек на Исмаила. — От этих слов владыки холод потёк по позвоночнику начальника тайной стражи, он даже прикрыл очи, ощутив прикосновение самой смерти. Бек был взбешён и, вскочив с шелковых подушек, ухватился за свой великолепный персидский клинок с множеством драгоценных камней, вправленных в ножны и рукоять. Сейчас один взмах и… шею начальника Тайной службы свело в том месте, где в любое мгновение её мог коснуться своим серым узором булатный клинок. Всё остальное отступило и стало похожим на сон, — мягкий, глухой и податливый, как пуховая перина владыки. Однако смерть от кинжала была бы слишком почётной и лёгкой, да и не любил бек заниматься этим сам. — С живого… снять кожу, посолить и повесить на солнце… чтобы все видели и знали: каган-бек не прощает оплошностей, сопоставимых с изменой…

Кажется, бек ещё что-то говорил, а может, это был короткий миг потери сознания, после чего начальник тайной стражи навсегда покинул не только шёлковый шатёр бека, но и пыльную степную землю под бездонно высоким небом.

— Византийского стратигоса сюда, немедленно! — бросил Менахем после того, как главу тайной стражи увели на казнь.

Стратигос вошёл в шатёр бека, одетый в прекрасную золочёную византийскую броню с орлами на груди и шеломе. Наброшенный на плечи красный шёлковый плащ выделял его среди прочих воинов. За господином следовал его старый верный советник и переводчик.

— Войско урусов идёт нам навстречу, что думаете делать? — строго спросил владыка.

Тархан со стратигосом переглянулись.

— Каган урусов Ререх отважен и смел, но он морской воин, — начал Исмаил. — Кроме опытных батыров из нурман и вагров, у него много ополченцев из местных диких племён — охотников, рыбаков, кузнецов, но не воинов. — Исмаил незаметно бросил взгляд на лик бека и, удостоверившись, что тот слушает, продолжил, всё больше воодушевляясь: — У них есть и конница, великий бек, но её не так много, и их лошади не могут сравниться с нашими. Мы не будем сражаться с ним на море, где он силён, а на поле, где сильны мы.

— Думаю, на поле сражения словенский каган поставит в центр свои лучшие тьмы, а крылья его войска будут составлять как раз менее опытные, — через переводчика продолжил мысль стратигос, довольный тем, что хазарский тархан, обладая изрядной хитростью, но лишённый стратегического таланта, хорошо запоминает то, что ему было сказано ранее, и не добавляет своего.

Каган-бек вернулся на подушки и принялся отщипывать виноград с серебряного блюда. Снаружи доносились нечеловеческие вопли казнимого, но лик владыки оставался непроницаем.

— Мы ударим в центр, — уверенно продолжал развивать стратегический план византиец, — а потом начнём отсекать и охватывать их крылья, тогда они и пустят в дело свою немногочисленную конницу, чтобы сохранить крылья и не дать окружить себя.

— Тогда мы навалимся сразу всей своей мощью и покажем морскому воину, как умеют сражаться степные аскеры! — торжественно и гордо произнёс слова из долгих поучений стратигоса главный хазарский воевода.

— Хорошо, идите! — отпустил их Бек, и для тархана не было слаще тех простых слов, дарующих ему жизнь и волю.

Новгородские тьмы выстроились птицей, в голове которой стали железным клином бывшие викинги под командой темника Свена. Сзади, в сердце — ладожане, самые опытные и хорошо вооружённые после нурманской тьмы. Справа и слева — бодричи, поморяне, полабы, многие из которых пришли вслед за дружиной Рарога, по мере того, как теснили их на родине даны, саксы и франки. Никому не подвластные голубоглазые русоволосые кривичи стояли рядом со столь же непокорной беловолосой и светлоглазой чудью. С умыслом поставил их так князь, помня о старом соперничестве.

«Пусть теперь на ратном поле друг другу стойкость свою доказывают. При их-то обоюдной гордости никто не позволит себе отступить первым», — решил Рарог.

На взгорье у реки рядом с прочими стояли вепсские лучники под зорким оком мечника Хабука. Тьмы вепсов, чуди, кривичей и мери были выстроены на крыльях. Сзади с полутьмой конницы, с посыльными и личной княжеской сотней находился сам Рарог.

— Фраг уше софсем близко, — уверенно молвил Дан, — скоро пудет польшой битва.

— Откуда тебе ведомо? — спросил высокий тысяцкий из ободритов.

Нурман молча указал на кружащих высоко в небе воронов.

— Они сказаль, пудет много мёртвых, они снают о смерть фсё.

— Дан правду речёт — согласно кивнул седоусый рарожич, — ворон загодя смерть чует. Может, кружат они сейчас над нами и зрят сверху, кому на сем поле навеки лечь придётся, — тяжко вздохнул воин.

Вдали поднялись сигнальные дымы, которыми дозорные посты сообщили о подходе хазар. Протрубили турьи рога, и перед выстроившейся на поле дружиной выехал сам князь Рарог.