Халатников И.
Шрифт:
Мейман был человеком слабого здоровья и очень нуждался в деньгах. Все имели какую-то преподавательскую работу по совместительству, но Мейман не смог найти себе такую работу в Москве, а нашел только в Иваново. И ездил туда раз в неделю читать лекции. По этому поводу в стенгазете Института физпроблем как-то появилась злобная критическая статья с названием: «В погоне за длинным рублем».
С ним же произошел еще такой «забавный» случай. В 1953 г. 21 января происходило торжественное заседание, посвященное памяти Ленина. Наум вошел в зал, тихонько подошел ко мне и задал какой-то технический вопрос, на который я тут же шепотом и ответил. На следующий день объявили, что Мейман пытался сорвать вечер памяти Ильича. За такой проступок Мейману грозили суровые санкции, но от них все-таки удалось, хотя и с трудом, отбиться — уж очень нужен был Н.Н. Мейман на проекте.
Ландау был органически неспособен думать о каких-то бытовых, житейских проблемах окружающих его людей. Я не хочу сказать, что он был сознательным эгоистом или что-то в этом роде, наоборот, он, например, всегда охотно давал в долг деньги и никогда не требовал их назад, но он просто был не в состоянии занимать голову чем-то, что не касалось непосредственно его работы.
Наум Мейман был известным в Министерстве человеком, но все эти годы, с 1946-го по 1953-й, жил в крошечной комнате в коммунальной квартире, и очень от этого страдал. Когда Ландау сдал мне все дела по проекту, первым моим делом было получить квартиру для Меймана. Я написал письмо начальнику Политуправления министерства, что ужасные жилищные условия мешают ведущему специалисту Н.Н. Мейману сосредоточиться на решении вычислительных задач проекта, и квартирный вопрос Н.Н. Меймана был мгновенно решен. Через две недели у него была замечательная двухкомнатная квартира в том же доме, где жил И.Е. Тамм. Это показывало, что это все были крайне простые вопросы, квартир в Министерстве было достаточно, но просто Ландау органически был не в состоянии забивать себе голову такой «ерундой».
Возвращение Капицы
Теперь мне хотелось бы рассказать о том, как П.Л. вернулся в Институт физических проблем и как он вновь стал его директором. Надо сказать, что А.П. Александров в институте бывал немного. Он работал по совместительству также первым заместителем И.В. Курчатова в его институте. И там занимался своими реакторными делами. В течение многих лет научная работа Институте физических проблем, по существу беспризорном, шла по инерции, управлял им фактически М. П. Мал ков, инженер-криогенщик по профессии, неплохой администратор. Каждая лаборатория имела свое задание и самостоятельно его выполняла.
В 1953 г., после смерти Сталина и ареста Берии, в институте появилась надежда на возвращение П.Л. Капицы. Сотрудники такую возможность обсуждали, однако не будем забывать, что переход от сталинского режима к хрущевскому произошел не сразу, на это ушло несколько лет. Но идея вернуть ИФП Капице витала в воздухе.
За те 7-8 лет, что П.Л. находился в ссылке на Николиной Горе, у него появились серьезные продвижения в области создания мощных генераторов электромагнитного излучения. И П.Л. стал опять, как шахматист, думать о том, какой сделать ход, чтобы привлечь внимание высокого руководства к своей деятельности. Первый такой ход он сделал еще при жизни Сталина, летом 1950 г., когда его исследования по электронике больших мощностей находились в начальной стадии. В письме к Г.М. Маленкову от 25 июня 1950 г. он сообщал, что им теоретически найден метод излучения электромагнитных волн, с помощью которого можно будет уничтожать самолеты и другие объекты. 22 июля 1953 г. Капица снова пишет Маленкову, который стал в то время Председателем Совета Министров СССР. В этом письме он просит «быстро построить» специальное лабораторное здание для его исследований в области электроники больших мощностей. «Проект уже готов»,— пишет П.Л. и просит срочно прирезать к своему дачному участку 0,5-1 га, чтобы построить здесь, на Николиной Горе, новую лабораторию.
Надо иметь в виду, что хотя Институт физических проблем не играл решающей роли в создании атомного оружия, однако отдельные проблемы решал довольно успешно. К 1953 г. были уже созданы и атомная, и водородная бомбы. Вернее, вариант водородной бомбы, предложенный А.Д. Сахаровым, которую следовало бы называть «полуводородной». То, что принято называть водородной бомбой теперь, было испытано в СССР в 1955 г. Причастные к этому лица из руководства страны — Б.Л. Ванников, А.П. Завенягин (технократическое направление),
В.А. Малышев и М.Г. Первухин (политические деятели) — знали об Институте физических проблем, это была в каком-то смысле их епархия. Вернуть Капице институт в том виде, в котором он существовал до его отстранения, было, по-видимому, несложно. Однако передать ему институт, который играл хоть какую-то роль в создании атомного оружия, было нелегко, поскольку эти «генералы» свои «боевые единицы» берегли и расставаться с ними не хотели.
Капица это прекрасно понимал. Он понимал также, что привлечь внимание правительства к своей работе по электронике без специальной «наживки» он не сможет. Этой «наживкой» и послужила в свое время идея о возможности применения мощного электромагнитного излучения для сбивания самолетов и других воздушных целей, о чем он писал в 1950 г. Маленкову. В таком виде эта идея могла произвести впечатление на правительство, на наших государственных деятелей. В некотором смысле Капица предвидел идею лазера и лазерного оружия. Разница лишь в диапазонах электромагнитного излучения. Он работал в одном диапазоне, а лазерное излучение — это другой диапазон.
В это время лазеры еще не были изобретены, но идея, что можно электромагнитное излучение использовать для сбивания самолетов или других объектов, по существу впервые была сформулирована в этом письме. И она в дальнейшем была использована П.Л. для пропаганды своих научных достижений. Эта идея в качестве «наживки» была вновь, как рыболовом, использована им в письмах, которые он уже после смерти Сталина писал Н.С. Хрущеву и Г.М. Маленкову.
Вопрос о возвращении института Капице обсуждался на самом высоком уровне. Просочилась информация (это было в начале 1954 г.), что со стороны атомного лобби возникло сильное сопротивление: М.Г. Первухин, В.А. Малышев и другие выступили против. Не желая расставаться с институтом, хотя у них были «объекты» и покрупнее, они заявили, что там ведутся важные исследования по атомному оружию, к которым нельзя допускать Капицу. При этом имелась в виду, главным образом, теоретическая лаборатория, которой руководил я (она выделилась из теоротдела Ландау). В этой лаборатории (а в нее входило большое вычислительное бюро) еще продолжалась некоторая деятельность в области атомного оружия, производились расчеты. Таким образом, я оказался в довольно странном положении. С одной стороны, я был одним из активных двигателей идеи возвращения института Петру Леонидовичу, а с другой — одним из тормозов.
В то время у нас в институте большую роль играл секретарь парткома Владимир N. Он был аспирантом Ландау. Льва Давидовича еще в 1950 г. предупреждали, что человек этот невысокого морального уровня, но Ландау отреагировал так: «Он сдал теорминимум, поэтому имеет право быть принятым в мою аспирантуру. Я не могу делать никаких исключений». Впоследствии N. отплатил ему черной неблагодарностью. В январе 1953 г., когда на партийном собрании ИФП обсуждалось «дело врачей», этот человек бил себя в грудь и рассказывал, как Ландау плохо им руководил...