К чему всё идёт? Зачем, для чего, ради чего вся эта «перестройка»? И что впереди?

– Я хочу сказать, Валерий Владимирович, вот о чём, – начал Георгий неуверенно. – Мы живём в каком-то непонятном состоянии. В какой-то постоянной недосказанности, в недопонимании. Создаётся такое впечатление, что мы не хотим осознавать, что вокруг нас происходит. Мы живём и делаем вид, что нам нет дела до того, что вокруг нас делается.

А дела то наши становятся всё хуже и хуже. Вы посмотрите на магазины, даже в Москве уже есть практически нечего. А вокруг Москвы? Я побывал в Ярославле, там полки пустые вообще!

Сырки плавленые в некоторых магазин расставлены – кусочек от кусочка на два метра, в дистанции, чтобы полки чем-то занять и всё! Остальные витрины пусты совсем! Создаётся такое впечатление, что в стране всё рушится. Мне кажется, наступает время, когда всё надо брать в свои руки. Вчера позвонил на нашу стройку в Евпатории. Мирнинский Банк деньги на стройку перевёл, но стройка денег не получила. Деньги где-то затерялись в пути. Может, нам надо брать Банк в свои руки? Уже даже в Мирном, на собственные городские стройки деньги поступают с задержкой. Звонят водители из Минска. Мы получаем там большегрузные «Белазы». Большую партию, больше двадцати автомобилей. Водители звонят – нет денег, деньги переведены, но до Минского автозавода не дошли? Потерялись где-то в пути. Договорился с директором завода, «Белазы» нам отпустят. Под честное слово. Это порядок? И так везде. Может и нам, предприятиям промышленности надо переходить на те условия хозяйствования, на которых работают сейчас создаваемые повсеместно Кооперативы? Сегодня в стране можно скупить всё что захочешь. Наступило какое-то повсеместное безденежье.

Можно купить в собственность на «материке» сельхозпредприятия – совхозы, там, колхозы, и полностью себя обеспечивать продовольствием. Надо брать в свои руки обработку алмазов, создавать своё ограночное производство, и торговать не только сырыми алмазами, но и бриллиантами, создавать собственные Банки, и самим руководить финансовыми потоками, не терять деньги, не искать их потом, после платежей, по стране.

Надо что-то делать. Дальше так жить нельзя!

Георгий говорил, но видел, что его слова впустую повисают в воздухе. Его не понимали. Даже товарищи «по цеху», директора смущённо опускали глаза и не смотрели в глаза Красноперову.

«Куда это ты, мол, «поплыл»?»

– Наговорил ты здесь, – после некоторого молчания сердито произнес Рудаков. – А Банки, это вообще не наша «епархия».

Ну, ладно, продолжим работу Коллегии.

– А насчёт собственной огранки, надо бы подумать, – сказал кто-то из членов Коллегии. – Интересная мысль.

И всё. Конечно, Краснопёров и сам не понимал, что увязывает сегодняшнее состояние предприятий с очень недалёким будущим. Не могли они знать тогда, что пройдёт всего лишь очень короткое время, что менее, чем через год не будет ни этих предприятий, ни Министерств, не самой этой Коллегии. Они продолжали с серьёзным видом обсуждать какие-то текущие дела, и не знали, что сами они вступили уже в «Безвременье»!

Никто не знал тогда, не понимал, что обсуждают всё это они, вот в этом составе, в последний раз.

«Перестройка» стремительно шагала по стране, разрушая на своём пути всё, что с таким трудом строилось, создалось десятилетиями. Останавливались и распродавались заводы, фабрики, кинотеатры, детские сады, стадионы, Дворцы спорта. Опустели магазины, прилавки городских рынков и небольших базарчиков. У новых эффективных собственников повсеместно возникали на пустых местах ларьки и магазинчики, быстро заполнялись какими-то частными прилавками опустевшие здания спортивных сооружений, детсадов и управлений остановившихся предприятий, всё у них, у новых собственников, годилось в дело, всё шло под торговые учреждения и помпезные офисы. Цены на всё – на продовольствие, товары первой необходимости – взлетали до невиданных прежде уровней. В стране наступало полное безвластие – делай что хочешь. И кто что хочет!

«Берите свободы столько, сколько сумеете проглотить!».

И глотали. И свободу, и ближнего, и всё, что плохо лежит. Вокруг больших и малых городов выросли непонятные «кордоны». Дюжие молодцы, в камуфляжной форме, с автоматами в руках останавливали на дорогах, вблизи городских окраин грузовые автомобили, которыми выживающая деревня везла на городской рынок выращенные в своих ещё пока не разоренных хозяйствах овощи, молоко, масло, мясо. Распорядительные молодцы изымали у водителей документы сопровождения грузов, рассчитывались наличными по стоимости всего груза, уточняли с водителем цены, и не рядились. Выплачивали, за всё количество, сколько значилось в документах, по испрашиваемой сопроводителем цене. Затем показывали водителю место, куда надо свалить груз. В заранее заготовленные ямы.

А на рынках городов, на прилавках магазинов – пустота.

«Вот, смотрите, к чему привёл вас социализм! Вот как вас кормят проклятые коммунисты!» – кричали на всех перекрёстках, площадях и площадках новые агитаторы.

Георгий сам, со своими спутниками, видел не одну такую сцену, когда возвращался из поездки по южным районам в Москву.

Останавливали дюжие молодцы и легковые машины.

– Откройте багажник. Продовольствие не везёте?

– Да вот, только небольшой пакет с хлебом и помидорами.

Поесть вечером.

– Проезжайте.

Да, да. Если едешь куда-нибудь, бери поесть с собой. По дороге все кафе, рестораны, столовые работают. Но кормить нечем.

Иногда повезёт, сварит хозяйка суп какой-никакой. Ну, а иногда просто – хлеб с чаем. Без сахара.

Всё это командированные по делам своей, ещё кое-как и кое-где существующей, службы хорошо помнят те поездки по стране. Даже в ресторанах столичных гостиниц поесть было нечего.

Продовольственные продукты до города не доходили, всё сбрасывалось в заготовленных заранее земляных ямах. И тут же ямы эти зарывались. Бульдозером!