Шрифт:
— Куда вы отвезли бандитов? Где Рейтар? Что с Молотом?
— Я не виноват. Они мне угрожали, что пристрелят, они заставили меня, хотели дом спалить…
— Хватит скулить. Отвечайте на вопросы. До какого места вы их довезли?
— До леса, пан начальник, до леса…
— До какого леса?
— До Рудского.
— Рудский лес большой. Точнее — куда? Ну?
— Да с десяток километров отсюда. Чертово урочище называется.
— Покажешь.
— Боюсь.
— Покажешь. Заворачивай лошадей. Ну, быстро!
Ляцкий легко спрыгнул с подводы и начал подталкивать ее, пытаясь освободить зацепившееся колесо. По знаку капрала один из бойцов поспешил ему на помощь. Через минуту лошадей вместе с повозкой повернули в ту сторону, откуда они привезли недавно своего неудачника, возницу.
Белый шлейф ракеты прорезал небо: это был сигнал к прекращению облавы. Бойцы поднимались, с наслаждением потягиваясь и растирая затекшие от многочасового лежания мышцы. Что уж тут скрывать, многие были довольны тем, что на этот раз обошлось без стрельбы. Все радовались предстоящему возвращению в Ляск.
Но вместо ожидаемого распоряжения направиться к замаскированным поблизости машинам раздалась команда:
— По отделениям, становись!
— Быстрее, быстрее!
— Направление — прямо в лес. Отделение, шагом — марш!
У наиболее горячих и языкастых невольно вырвалось:
— Что за черт? Куда это мы опять шпарим?
— Нет, ей-богу, я больше не выдержу.
— Говорю вам, ребята, если бы я знал, что придется так в жизни мучиться, то…
— Ну тише вы там, тише!
— Но, товарищ капрал, что же это такое? Сколько можно еще так, без отдыха?
— А я что, на мотоцикле, что ли, еду?
— Да нет, но капрал — это все-таки капрал!
— Ты, Казик, не подлизывайся.
— Подожди, тоже когда-нибудь будешь капралом.
— Или покойником.
— Эй ты, возьми сейчас же свои слова обратно, не люблю, когда так говорят!
— Я тоже не люблю, но приходится.
— Я сказал, тихо! Прекратить разговоры!
Бойцы тащатся в жару по меже среди ржаного поля. Лес уже недалеко: каких-нибудь сто — двести метров. Их отделяют от него только заросли низкорослого ольшаника и боярышника.
Капрал Кравец скорее по привычке, чем по необходимости подает команду:
— Налево, по одному — в цепь! Прочесать заросли!
Команда творит чудеса, приказ есть приказ — с оружием наготове бойцы, послушные и дисциплинированные, безропотно рассыпаются в цепь. Переплетенные ветви боярышника, мешают идти, царапают руки, лицо. Грохнул выстрел. Затем сразу же полоснула очередь — одна, другая… С правого фланга застучал ручной пулемет. В сторону Рудского леса, отстреливаясь, бегут двое. Вдруг один из них подскакивает, делает пол-оборота назад и падает лицом в сторону бегущих за ним солдат, другой пробегает еще несколько шагов и тоже валится, сраженный короткой очередью ручного пулемета. Ошеломленное, состоящее в большинстве своем из молодых, необстрелянных бойцов отделение, как стадо перепуганных овец, окружило капрала. Кто-то кричит:
— Товарищ капрал, товарищ капрал! Юзвицкий убит!
Двое бойцов выносят из зарослей истекающего кровью Казика Юзвицкого. Капрал и санитар подбежали к нему. К сожалению, уже поздно. По изуродованному лицу видно, что в него стреляли почти в упор.
Один из бойцов истерически зарыдал:
— Зачем я это сказал, зачем? Боже мой, что же мне теперь делать?
Это тот, который минуту назад в шутку назвал Казика покойником.
— Накаркал, черт бы тебя побрал.
— Тихо! Прекратите дурацкую болтовню! — Капрал Кравец не забывает, что он здесь командир.
Со стороны леса мчится газик с подпоручником Боровцом. Подпоручник на ходу спрыгивает с машины и, спотыкаясь, бежит по густой траве к лежащему на плащ-палатке солдату. Опускается на колени, склоняется над ним, встает и снимает пилотку. Стоящие рядом бойцы следуют его примеру. Элиашевич накрывает убитого плащ-палаткой. Боровец с трудом сдерживает рыдания. Это первый его подчиненный, погибший в бою. Резко отворачивается, чтобы солдаты не заметили его волнения, и хриплым, неестественным голосом подает команду:
— Второе отделение! К группе у леса! Бегом — марш!
Бойцы выполняют приказ. Элиашевич подходит к Боровцу. Тот весь кипит от обиды и злости:
— Дерьмо я, а не командир, раз допустил, чтобы погиб такой парень.
Элиашевич даже не пытается убеждать его, что он ни в чем не виноват, что идет борьба и без жертв не обойтись, что ведь и те двое лежат, обнажив в мертвом оскале зубы. Бросает коротко:
— Идем, товарищ Боровец. Надо попытаться установить личность тех двоих — и в путь. У нас еще полно работы.