— Уже нет. Отказался. Жена на сносях… Слушай, Влодек, неужели я в самом деле не заслужил спокойной жизни? У Элиашевича претензии, что я сотрудничаю с тобой, у тебя — что сотрудничаю с ним. А мне в самом деле хочется пожить спокойно. Сижу в глуши, копаюсь в земле, женился. — Кевлакис понизил голос, поглядывая на дверь, ведущую в комнату: — Жду ребенка, построился наконец. И, кроме этого, меня сейчас ничто на свете не интересует. Ты лучше других знаешь, что, вернувшись с Запада, я отказался от работы в городе, а все потому, что люблю землю, а тут…

— А тут ты попался на удочку коммуны. Ты на сантименты не дави. Много вас таких развелось, любителей спокойной жизни. Посмотри на меня, посмотри на ребят, которые пришли к тебе голодные, как гончие псы. Но мы боремся! Порою голодные и холодные, но у нас есть свои идеалы. А знаешь, почему голодные? Потому что мы уже второй день бродим по лесам, сводим счеты с коммуной. Впрочем, еще услышишь об этом. Дружище, скоро начнется война, Запад вот-вот выступит, а ты с кем связался?

— Ты мне уже говорил об этом.

— И что бы тебе там ни казалось, война не за горами. Не буду скрывать от тебя: я поддерживаю связь с Западом.

Из комнаты раздался голос жены Кевлакиса:

— Кейстут!

Рейтар умолк. Кевлакис встал из-за стола и приоткрыл дверь:

— Тебе что-нибудь нужно?

— Нет, я только хотела спросить, ты скоро пойдешь спать?

— Сейчас, дорогая, закончим разговор, и приду.

— Кто-нибудь из знакомых пришел?

— Да, знакомый. А ты спи. Может, тебе принести чего-нибудь?

— Нет, спасибо.

— Ну, тогда спи.

Он снова прикрыл дверь, но уже за стол не сел, а продолжал стоять, давая тем самым Рейтару понять, что пора заканчивать затянувшийся визит.

Тот улыбнулся и встал:

— Так говоришь, что мне пора убираться? В строгости, как я погляжу, держит тебя твоя благоверная. Нет ничего хуже, как обабиться.

Кевлакис ответил, словно оправдываясь:

— Вот-вот должна родить, поэтому и нервничает. Со вчерашнего дня ей стало плохо. А тебя я не гоню.

— Ну ладно, ладно. Мне и в самом деле уже пора. Послушай, Кейстут. Откровенно говоря, я ведь пришел к тебе не в гости, а с конкретным предложением. Еще раз хотел убедить тебя присоединиться к нам.

Рейтар умолк на минутку, внимательно наблюдая, какое впечатление произведут на Кевлакиса его слова. Однако у того ни один мускул на лице не дрогнул. Рейтар продолжал:

— Хотел предложить тебе, чтобы ты вступил в мой отряд. Сделал бы тебя своим заместителем, выделил бы людей, оружие, и позабавились бы мы немного с коммуной. Видел, какие у меня мировые ребята? А сейчас сам понимаю, что это предложение не вызвало бы у тебя восторга, раз уж твоя жена вот-вот должна разродиться и это для тебя главное. Поэтому такого предложения я пока тебе не делаю, но у меня есть другое. Вступай в мою конспиративную сеть. После войны это тебе зачтется, а задания твои не потребуют, чтобы ты отлучался из дома. Будешь сидеть в деревне, жену голубить, детей нянчить, только держи ушки на макушке и примечай все, что вокруг тебя делается. Время от времени буду посылать к тебе связного, а иногда и сам встречусь с тобой. Никаких подозрений на тебя не падет, потому что Татарин относится к тебе с доверием, раз уж он выпустил тебя. Ну, что ты на это скажешь?

Кевлакис, сохраняя по-прежнему молчание, подошел к ведру с водой, напился. Рейтар терпеливо ждал ответа. Кевлакис повесил ковшик на гвоздь, вытер рукой губы и посмотрел Рейтару в глаза:

— Нет, Влодек, я не согласен.

Рейтар побледнел и недвусмысленно передвинул вперед кобуру с пистолетом. Кевлакис продолжал:

— Чтобы тебе было ясно: не по пути нам с тобой. Пойми, ни в какую политику я не хочу ввязываться. Говорил уже тебе: землю люблю, хочу работать на ней, иметь семью, жить, как сам хочу.

— А с Элиашевичем по пути?

— Нет, ни с ним, ни с тобой. Я иду своей дорогой, ни с кем мне не по пути, и ни во Что я не вмешиваюсь. Элиашевич это понял и отстал. Отстань и ты, будь человеком.

— К стенке таких, как ты, надо ставить. Сам удивляюсь, что еще с тобой разговариваю. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Запомни, я давал тебе возможность, которой ты не воспользовался. Дело твое. Нет, я по-свински поступать не стану. Если уж Элиашевич отстал от тебя, отстану и я. Живи себе, свиней выращивай, копайся в навозе. Будь, Кейстут, хозяином своей судьбы, но предупреждаю, и заруби это себе на носу: если до меня дойдет, что ты по-прежнему служишь коммуне и что ты не такой уж и нейтрал, за какого себя выдаешь, — прикончу. Повешу на суку. Запомни это, мой… приятель.

Рейтар хлопнул дверью и сбежал по лестнице к поджидавшим его у дома бандитам. Они быстро зашагали в сторону леса. Когда отошли от дома Кевлакиса метров на двести, Рейтар подозвал к себе Пантеру и Здисека, приказал им вернуться и пару часов понаблюдать за домом на случай, если его хозяин решит заявить о них в милицию. Здисек спросил:

— А если он пойдет?

— Тогда, поступай, как с каждым осведомителем органов безопасности.

— Слушаюсь, пан командир.

…Не очень довольные полученным заданием — ведь так хотелось возвратиться побыстрей в уютный схрон, хорошенько пожрать, так как молоко с хлебом только на минутку приглушило сильное чувство голода, — Здисек и Пантера притаились у ведущей в деревню тропинки, спрятавшись за придорожной разлапистой сосной. Они заметили, что лампу из кухни перенесли в комнату и, видно, убавили свет. Вокруг дома ни души. Тихо. Только со стороны деревни доносился иногда лай собак. Пантера даже слегка вздремнул, когда весь обратившийся в слух Здисек дернул его за рукав: