— Я лично изучаю всю поступающую информацию, — сказал Харви, — и моя профессиональная репутация зависит от того, насколько проверенный продукт я выдам. Я ручаюсь, что мы пользуемся первоисточником при перехвате разговоров. Это золотая жила, Гелен. Вам было бы приятно самому увидеть. Вы бы пришли в восторг.

— Следовало бы предоставить мне такую возможность. Ведь я единственный живой человек на вашей стороне, кто имеет опыт в интерпретации услышанного. Меня мороз продирает по коже, стоит подумать, сколько намеков вы пропускаете из-за того, что не обладаете нужной подготовкой, вспомогательным персоналом или немецким терпением, умением опустить свой зад на стул и просидеть хоть год — словом, столько, сколько требуется, чтобы найти сбалансированный ответ. Тем не менее я могу представить себе характер операции. Всевозрастающее количество ящиков и картонок с записями, полученными из КАТЕТЕРА, потому что КАТЕТЕР выплевывает и выплевывает все новые пленки. Сколько комнат на вашей мельнице — ну да, ваша комната Т-32 в Вашингтоне — забито обалдевшими людьми, всеми этими несчастными, которые пытаются навести хоть какой-то порядок в материале! Изо всей этой массы вы выбираете что-то наугад и после этого изволите иронизировать… Нет-нет, изволите anschwarzen! — рявкнул он. — Да переведите же!

— Я не знаю этого слова, — сказал я. Я был в панике. — Ущипнуть за грудь? — предположил я.

— Да, — сказал Гелен, — унизить нас, очернить. Очернить с помощью вашего весьма одностороннего подбора полезных игрушек. Мы, в ФСИ, находимся отнюдь не в таких стесненных обстоятельствах, как вы рисуете. У меня есть агенты такого калибра, с которыми никто не сравнится, — сказал Гелен. — В секторе Советского Союза…

— Вы имеете в виду Три эф? — спросил Харви.

— Да, именно в нашем Три эф. Там есть один выдающийся специалист. Никто еще не превзошел его в контрразведке.

— Это тот, кого вы называете Фифи?

— Да. Вам известно то, что вам известно, а мне известно то, что мне известно, поэтому вы слышали про Фифи. Вы бы отдали что угодно, лишь бы иметь такого Фифи. Он поставляет нам информацию, какую никто, кроме него, не может поставлять. К примеру, Харви, вы влиятельный американец в Берлине, вы знаете все секреты этого города, кроме одного. Вы не можете рассказать ничего сногсшибательного про центр КГБ в Карлсхорсте, верно? Там, сразу за демаркационной линией в Восточном Берлине, в каких-нибудь двенадцати километрах от вас, находится святая святых КГБ в Восточной Европе, а вы ничего не можете рассказать мне о них такого, чего я бы не знал из аэрофотосъемки.

Генерал Гелен подошел к подобию свернутого киноэкрана, висевшему на стене. Он достал из кармана ключ, вставил его в замок в футляре экрана и, дернув вниз, вытащил многоцветный, тщательно вычерченный план примерно восьми футов в ширину и шести в высоту.

— Карлсхорст — с начала и до конца, — сказал Гелен. — Моя птичка Фифи собрала информацию об этом месте по зернышку, по соломинке. И все время ее корректирует. Добавляет детали. Я могу указать вам парковку каждой машины каждого офицера КГБ и назвать его по имени. Вот здесь, — сказал он, передвигая палец, слегка подрагивавший от гордости и чувства собственника, — находится уборная, которой пользуется генерал Димитров, а здесь, — и он передвинул палец по плану, — конференц-зал восточногерманского министерства государственной безопасности.

— Мы, — перебил его Харви, — получаем из этого конференц-зала записи телефонных разговоров с Москвой. Но продолжайте! Расскажите мне, на каких стульях сидят эти коммунистические задницы.

— Благодаря Фифи и его информаторам мы можем давать еженедельно подробные отчеты о состоянии разведопераций, проводимых Штази и КГБ, тогда как вы нагромождаете горы непереваренного сырья и отправляете его транспортными самолетами на Трикотажную фабрику. Позвольте напомнить вам, что рапира, а не лавина является орудием разведки.

— Ваш Фифи, — сказал Харви, — видимо, лучший экземпляр, какой появлялся на этом поле деятельности со времен Финеаса Барнума.

— По-моему, я понял сравнение. Оно оскорбительно. Каждая деталь на карте центра КГБ, сделанной Фифи, при проверке оказалась точной.

— Конечно, — сказал Харви. — Даже слишком точной. Потому что Фифи получил эти сведения от КГБ. Поверить не могу. Вы, фрицы, сходите с ума от того, что знаете местоположение уборных. И считаете, что, раз вам известно, где генерал Димитров по утрам испражняется, значит, у вас в руках королевские бриллианты. — Он сделал вид, будто о чем-то размышляет. — Теперь ваша вторая крупная операция. — Лицо у Харви покраснело. — Вашингтон! Давайте рассмотрим это. Вы отправляете немало материалов в Вашингтон от вашего так называемого «высокопоставленного источника» в Центральном комитете социалистической единой партии. Я не верю, чтобы вы вели человека, принадлежащего к высшим слоям восточногерманских коммунистов.

— Дорогой мистер Харви, поскольку у вас нет доступа к моим досье, вы, безусловно, не можете доказать, что моя информация — фикция.

— Не фикция, а домыслы, приятель. У меня ведь может быть птичка в ФСИ, которая поет мне на ушко. Я, может, знаю, каким блефом вы занимаетесь.

— У вас есть источник в ФСИ? Вы будете смеяться, сколько источников мы можем задействовать, чтобы узнать, какой спектакль разыгрывается на берлинской базе.

— Да, — сказал Харви, — я не сомневаюсь, что вам известно, какую заразу подцепил какой-нибудь из наших младших офицеров от фрейлейн, если этот офицер по глупости обратился к частному врачу. Но мои ключевые фигуры абсолютно чисты. Моя контора не разглашает информацию. У вас нет картины того, что происходит внутри.

— Я попросил бы вас предложить вашему другу мистеру Хаббарду оставить нас ненадолго наедине.

— Нет, мы все выслушаем вместе, — сказал Харви. — Мы уже обсуждали с моим помощником это шокирующее известие. Я ведь знаю, вы сообщили Вашингтону, будто к КАТЕТЕРУ можно подключиться.

— Конечно, можно, — сказал Гелен. — Конечно, можно. КАТЕТЕР настолько не защищен, что даже середняк из середняков, самые отбросы берлинской агентуры могут кое-что высасывать из него. Однажды в один из наших второстепенных секторов в Берлине заходит прямо с улицы полнейший подонок, жуткий тип. Он кое-что знает, объявляет он нам, и хочет это продать. Мой сотрудник в Берлине утром ничего не знал про КАТЕТЕР, а вечером, сняв информацию с вашего куска грязи, знал предостаточно. Этот мой сотрудник примчался ко мне в Пуллах ночным самолетом. Мне пришлось внушить ему, что это дело сугубо секретное. Мой сотрудник — человек надежный, он не станет болтать про КАТЕТЕР, но что нам делать с вашим агентом низкого уровня? Его рассказ приведет в ужас любого психиатра!