Приехали к приемному отцу Кивающего, сказали: «Послушай, старик. Через два дня придем сюда большим собранием. Твой приемыш опасен, убьем его».

Так сказав, пошли собирать людей. А старик дождался Энканчана, сказал:

«Теперь надень чистую одежду. Теперь сухую надень».

«Зачем пачкать? Я мокрую высушу».

«Нет, слушай меня. Делай, как тебе говорю».

Кивающий вошел во внутренний полог, снял рабочую одежду и надел сухую меховую рубаху. Присел удобно в шатре перед входом во внутренний полог, прикрыл рубахой голые колени.

«Теперь послушай, что скажу, – кивнул старик. – Ты этого не знаешь. Ты мне совсем не родной сын. Ты рожден ходынской женщины. Негова звали твоего отца».

Кивающий грустно опустил голову.

«Но твоя жена не чужая мне, – сказал старик. – Она мне – родная дочь. Я ее для тебя вырастил. Дал тебе дочь в жены, и мое имущество дал. Теперь родимцы сердятся, считают тебя опасным, хотят убить. Пожалуй, не сразу попадут тебе в сердце, мучить будут. Лучше сам убью».

Кивающий низко опустил голову.

Старик взял лук, вложил в тетиву острую стрелу, согнул колено и сильно выстрелил. Но в то самое мгновение, когда опустилась тетива, Кивающий подпрыгнул так, что его голова коснулась внутренней верхушки шатра, а стрела пробила дыру в шатре и глубоко впилась в землю.

«Ого! – сказал старик. – Ты стал такой проворный. На близком расстоянии уклонился от стрелы. Только все равно уходи. Ступай к своему народу. Запомни, дорога к ходынцам лежит на закат. Впереди горный хребет, ты увидишь. В зимние дни, когда на земле не видно Солнца, вершина хребта пылает, как золото, вот какой высокий хребет! Там, немного не доходя, стоят шатры твоего народа».

Две ночи и один день жена Кивающего не спала, шила для него одежды и плакала. Так плакала, что не видя иглы, в кровь исколола пальцы. А на третье утро Кивающий уехал. С собой не взял ни лука, ни копья, только маленький поясной нож из китового уса. Когда в дороге напали на него десять воинов чюхчей, он этим ножичком все равно всех убил и взял полное вооружение: кожаный панцирь, копье и колчан. А потом, когда засинела вдали тень высокого хребта, Кивающий увидел ходынского юношу, который испугался врага и стал убегать. «Это я был!» – хвастливо мигнул Чекчой остальным глазом. Кивающий ехал так быстро, что обогнал Чекчоя и схватился рукой за уздечку оленя с правой стороны. Чекчой повернул в другую сторону, но Кивающий обогнал его и снова схватился за уздечку уже с левой стороны. «Ну, если стал для тебя, как дикий олень, убей меня», – согласился Чекчой.

«Скажи прежде, кто ты?»

«Я – Чекчой, сын князца Неговы. Нас было три брата, но одного забрали чюхчи еще ребенком. Неужели ты пришел за другим?»

«Нет, – сказал Кивающий. – Я твой потерянный брат. Меня воспитали чюхчи. Одежда на мне чужая, но тело рождено твоей матерью».

Они поздоровались и перестали бояться друг друга.

«Где ваше стойбище?»

«Недалеко за холмом».

«Сколько шатров?»

«Три шатра. Один – брата, другой – мой, третий – соседа».

«Ну, едем».

«Я первый, – сказал Чекчой. – Поедешь впереди, наши мужчины убьют тебя!»

«Нет, я первый! Иначе ходынские мужчины подумают, что я за тобой гонюсь».

«Нет, я первый! Кто приносит хорошие новости, тот должен впереди ехать!»

Так поехали вместе. Гнали так быстро, что задние олени все время напирали на передних. Когда подъехали к стойбищу, люди закричали: «Хэ! Чюхча преследуют ходынского человека!» Появились мужчины с луками, и на Кивающего посыпались острые стрелы. Их летело сразу так много, что снежная пыль взлетала с земли, как от поземки. Но когда снежное облако осело, люди снова увидели Кивающего. Он стоял среди них и весело очищал от снега одежду.

Щурясь на слабый свет, Чекчой моргал единственным глазом: «У ходынцев много врагов». С надеждой хватал Дежнева за руку: «Железное имеешь. Защити!»

Дежнев кивнул: защитит. Даже малая война – большое разорение для казны. Кивнул: прикащик Погычи ни русским, ни ходынцам, ни сердитым чюхчам не позволит воевать.

От таких слов единственный глаз Чекчоя загорелся горячим любопытством к жизни. Вот злой дух, рассказал. Живет на облаках в окружении других злых духов, страстно низвергает вниз молнии и громы. Радуга – это узор на плаще злого духа. Иногда спускается с облаков на землю и ездит в санях по снегу на куропатках. Хоть очень злой дух, но так повелось, что каждый, кто увидит след его быстрых саней, запряженных куропатками, непременно найдет счастье. Этот особенный след: заструги, рябь, возникающая после бури. Сам злой дух и поднимает бурю, когда ездит.

– Часто такое видел? – наклонил голову Дежнев.

– Часто.

– Много счастья имел?

– Много.

Гришка, слушая такое, дивился.

Всю жизнь живет князец внутри природы, перехитрит любого зверя, любую рыбу и птицу, а радуется – чисто ребенок. Рассуждает про многое, объясняет причину вещей, проникает в язык рыб и птиц, и каждого зверя, а при этом не хочет искать, где среди людей настоящая правда, а где такой правды нет. Все в мире принимает за правду, мир считает плоской сендухой. Горы, например, думает, есть только на краю сендухи. Правда, думает, есть еще особенный подземный мир, в котором собираются духи умерших. Когда у нас лето, там зима. И наоборот. Кто бедным попадет под землю, тот станет богатым, а кто был богатым, наоборот.