Харриет держала Беллу в курсе домашних новостей. Бобби поправился и вернулся на конюшню. Преступника так и не нашли, и Харриет сказала, что о Руперте больше никто ничего не слышал.

Джеймс открыл глаза.

— Почитай мне, Белла.

Она взяла Библию.

— Я продолжу с того места, где остановилась.

— Нет, прочитай то, что ты написала.

— Что?

— Прочитай мне свою следующую статью в «Таймс».

Белла замерла. Ему, наверное, совсем плохо.

— Ты же писала что-то все эти ночи.

Да. Но это была вовсе не политическая статья. Она вспомнила, что как-то прочитала о молодом хирурге, который лечил солдат при Ватерлоо, а потом переехал в Лондон и занялся медицинской практикой. Его методы лечения не всеми признавались, но положительные результаты отрицать было невозможно.

В отчаянии она написала этому хирургу письмо с просьбой приехать. Это было на следующий день после того, как Мадлтон впервые пустил Джеймсу кровь. Она достала листок бумаги с черновиком письма, отправленного хирургу.

Джеймс ухмыльнулся:

— Если я правильно понял, ты не доверяешь доктору Мадлтону.

— Он деревенский врач и не имеет опыта лечения подобных ран. А доктор Гримсби лечил солдат на войне.

— Значит, ты считаешь меня достойным спасения?

— Конечно. Любая жизнь достойна спасения.

— Но ты же должна понимать, что, если я умру, наш спор относительно Уиндмура прекратится сам собой. Это поместье будет твоим.

— Вы так плохо думаете обо мне? — искренне возмутилась Белла.

Правда заключалась в том, что с каждым днем она думала о поместье все меньше. То, что она раньше считала самым важным в своей жизни, на поверку оказалось несущественным и бессмысленным.

— Боюсь, что память стала подводить меня. Напомни, что я должен тебя поблагодарить, когда у меня прекратится эта проклятая лихорадка.

— За то, что я вызвала хирурга?

— Нет. За то, что не бросила меня в беде.

На пятнадцатый день болезни Блэквуда прибыл доктор Гримсби. Почтовый дилижанс привез его на постоялый двор, где ожидали кучер и лакей, чтобы доставить в Уиндмур-Мэнор в карете герцога.

Белла и Коутс встречали его у дверей. Гримсби был намного моложе доктора Мадлтона, имел длинное худое лицо и нос, напоминающий кусок сыра.

— Где герцог? — спросил доктор, едва ответив на приветствие.

Коутс распахнул дверь:

— Наверх, пожалуйста.

Доктор взбежал вверх по лестнице и ворвался в апартаменты герцога. Белла и Коутс едва поспевали за ним.

Гримсби взглянул на неподвижно лежащего пациента, и его серые глаза блеснули. Джеймс спал. Его веки казались восковыми, лицо было пепельно-серым, и лишь на лбу и скулах виднелись ярко-красные пятна.

— Он в тяжелом состоянии. Хорошо, что вы догадались меня вызвать.

Гримсби поднял руку герцога и, заметив следы надрезов, сделанных Мадлтоном, и небольшие припухлости, оставленные пиявками, удивленно спросил:

— Ему пускали кровь?

— Доктор Мадлтон сказал, что это единственный способ справиться с лихорадкой, — объяснил Коутс.

— Чертов идиот! — выругался Гримсби. — Лихорадка вызвана инфицированной раной, а не дисбалансом в крови. Кровопускание только ослабляет больного!

Белла озабоченно переглянулась с Коутсом. Не было никаких сомнений, что оба думали об одном: неужели они из-за своего невежества в медицине позволили доктору Мадлтону нанести герцогу непоправимый вред?

Гримсби, казалось, прочитал их мысли.

— Нет никакого смысла винить себя за некомпетентность деревенского врача.

Молодой доктор достал из своей медицинской сумки небольшой чемоданчик и открыл крышку. Внутри оказались самые разнообразные хирургические инструменты: острые ножи с рукоятками из слоновой кости, иглы, щипцы, трепаны и даже пила — вероятно, ее использовали для ампутации конечностей.

Белла почувствовала тошноту.

— Вызовите своего самого сильного лакея, — приказал доктор.

— Зачем?

— Мне придется вскрыть и очистить рану. Кто-то должен держать герцога.