— О да, совсем забыл про Рейчел Форрестер. В самом деле красотка.

Я не была дурой и поняла, что вопрос мой встретили с неодобрением, а миссис Хенсон и Нола обменялись многозначительными взглядами. Но что-то не было похоже, чтобы они расстроились, даже наоборот, посмотрели на меня так, будто я сделала нечто весьма умное.

Нола попыталась разрядить атмосферу и прийти мне на помощь — но в последнем я не была уверена. Подруга внезапно вскочила на ноги и воскликнула:

— Кати, дорогая, как это я упустила из виду, пойдем поднимемся на минутку наверх. Нам надо позвонить леди Крейдон. Мы же обещали этому ископаемому, что заглянем в конюшню на ярмарке Красного Креста, и я поклялась, что мы позвоним ей до шести.

Я тоже поднялась:

— Не пора ли и мне домой... — начала было я, но Нола, тащившая мать к выходу, отчаянно затрясла головой:

— Нет, нет, давай еще немного поболтаем. Останься и развлеки нашего сердцееда, пока я не вернусь.

Они удалились, и огромные двери красного дерева закрылись. Великолепные двери с позолоченными ручками. Я не решалась поднять на Лоренса глаза и разразилась глупой тирадой, восхваляющей эти двери:

— Разве они не потрясающи? Никогда таких не видела. Они тоже георгианских времен, как и весь этот дом?..

Ответ его прозвучал холодно. Лоренс сообщил мне, что двери поставили лет сто назад, но они, несомненно, великолепны, как и белоснежная лепнина на потолке.

Потом я завела разговор про погоду и вдруг припомнила свое ночное происшествие в полнолуние. Я стала похожа на проколотый шарик и, путаясь в словах, окончательно замолчала и свесила голову на грудь. Я больше не наслаждалась егоприсутствием, и меня не трясло от сознания того, что мы одни в этой теплой, хорошо обставленной гостиной. Ко мне вернулись и страх, и депрессия, охватившие тело и душу после случая с Черной Собакой.

К моему удивлению, Лоренс пересел ко мне поближе. Я не смотрела на него, только вдыхала чудесный, богатый аромат сигары. А потом я услышала его голос, и этот голос никак не мог принадлежать человеку, которого Нола звала «прекрасный жестокосердный Л.Б.». В нем слышалось тепло и успокоение.

— Ты так изменилась, Верунчик. Совсем не похожа на маленькую школьницу, которую я встретил в поезде перед Пасхой. Ты — просто комок нервов. Я не узнаю тебя.

Моя попытка засмеяться в ответ провалилась.

— Н-наверное, это из-за м-моего н-нового костюма...

— Спору нет, ты выглядишь очаровательно, но я говорю не о внешности, а о поведении. Неужели Большая Сторожка сломала тебя?

И тут я повернулась к нему, не в силах больше притворяться. Все, что было у меня на душе, он мог прочитать в моих глазах. Я страстно зашептала:

— Да. Да! Я боюсь. Там происходят такие вещи, что мне просто страшно!

Он посмотрел как-то странно, и на мгновение мне показалось, что он вот-вот отпрянет от меня. Лоренс не находил слов и, сжимая и разжимая кулаки, уперся взглядом в пол. Потом спросил:

— Чего ты боишься?

Но источник смелости уже иссяк.

— Сама не знаю... — пробормотала я.

— Нет, знаешь. И я хочу, чтобы ты мне все рассказала.

Будь что будет, решила я и в общих чертах описала все, что творится в Большой Сторожке. Я даже упомянула свой страх перед озером из-за этого непонятного утопленника. Потом вкратце изложила легенду о Черной Собаке и рассказала о том, как Пес приходил ко мне ночью.

— Когда? — Вопрос прозвучал очень резко.

— Неделю назад, как раз была вторая ночь полнолуния.

— Опиши все поподробнее.

Я так и сделала. Щеки мои не уступали расцветкой новому платью, и мне было почти стыдно за свою глупость. Целую неделю я приходила в себя, а мама неустанно повторяла, что привидение — плод моего воображения, но я никак не могла внушить себе это, так что выдала Лоренсу всю правду.

— Он дотронулся до моей щеки, потом до руки, а когда я включила свет и начала кричать, пес попятился назад, зарычал и исчез за дверью, — закончила я.

Повисло молчание. Лоренс закусил нижнюю губу, брови нахмурились. Я видела, что он никак не мог решить для себя, действительно ли пес приходил ко мне, или я просто была не в себе. Но по крайней мере, он не торопился заявить, что я все выдумала.

— А ты веришь в легенду? — спросила я.

Опять тишина. Он уставился на кончик своей сигары, потом процедил сквозь зубы:

— Нет.

Очевидно на моем лице так отчетливо отразилось разочарование, что он не мог не заметить этого. Лоренс вскочил и, все еще хмурясь, начал мерить шагами комнату, руки в карманы, а потом добавил:

— Я говорю, что не верю в легенду, но не утверждаю, что ты не видела пса в своей спальне.

— О! — вырвалось из моей груди.

— Можешь еще что-нибудь рассказать?