Париж, 5 марта 1943

Во время обеденного перерыва в Трокадеро, где любовался крокусами, что росли на травянистых склонах синими, белыми и золотыми группами. Их тона сверкают, как драгоценные камни, светящиеся в стройных бокалах, — видно, что это первые, самые чистые огни поры цветения.

Сегодня закончил: Леон Блуа, «Quatre Ans de Captivit'e `a Cochons-sur-Marne», [113] включающую в себя дневники с 1900 по 1904 год. На этот раз мне особенно бросилось в глаза полное безразличие автора к мнимостям техники. Среди роящихся людских толп, воодушевленных атмосферой большой всемирной выставки 1900 года, он живет, как старомодный отшельник. В автомобилях он видит безудержный рост инструментов уничтожения первой степени. Вообще, техника для него сопряжена с надвигающимися катастрофами, — так, средства быстрого передвижения, например моторы и локомотивы, он считает изобретением духа, замыслившего побег. Скоро придется спешно перебираться на другой континент. 15 марта 1904 года он впервые едет в метро, катакомбам которого не может отказать в некоей подземной, хотя и демонической, красоте. Это устройство создает у него впечатление, что пришел конец райским рекам и рощам, предрассветным и вечерним сумеркам, — ощущение гибели человеческой души вообще.

Охарактеризовать этот дух, ожидающий судного дня, можно надписью на солнечных часах: «Уже поздно; позднее, чем ты думаешь».

Париж, 6 марта 1943

После полудня у Пупе на рю Гарансьер. В его мансарде, набитой книгами и картинами, я встретил романиста Мегрэ, с которым переписывался еще в мирное время, и докторессу. Пусть бы такие островки не исчезали.

Меня все еще мучает легкая мигрень, продолжающаяся с начала года. И все же новый год вселил в меня уверенность в переменах к лучшему. Но об этом — о том, что все в конце концов наладится, — мы забываем в периоды слабости, меланхолии.

Мужская среда. В обществе двух женщин наше положение может походить на роль судьи в соломоновом решении, но в то же время мы играем и роль ребенка. Мы должны решить в пользу той, которая не захочет нас делить.

Париж, 9 марта 1943

Вечером на просмотре старого сюрреалистского фильма «Le Sang d’un Po`ete»; [114] {122} приглашение на него мне прислал Кокто. Некоторые сцены напоминают замысел моего «Дома», правда, только чисто внешне. Например, ряд гостиничных номеров, увиденных сквозь замочную скважину. В одном из них можно разглядеть убийство Максимилиана Мексиканского, повторяющееся в двух версиях, в другом — как маленькую девочку учат летать при помощи хлыста. Универсум похож на улей с тайными сотами, в котором произвольно громоздятся друг подле друга обрывки жизни, разыгрываемой в плену маниакальной одержимости. Мир как рационально устроенный сумасшедший дом.

К этому жанру относятся также открытия сюрреалистов Лотреамона и Эмилии Бронте, включающие их странную любовь к Клейсту, из которого им известна, по-видимому, только «Кэтхен из Хайльбронна», но не его театр марионеток, где он предлагает опасный рецепт. Других, например Клингера, {123} Лихтенберга, Бюхнера {124} и даже Гофмана, они просто не заметили. Если заглянуть к ним за кулисы, то хочется спросить, отчего же великим магистром их ордена не стал маркиз де Сад.

Париж, 10 марта 1943

Вечером у Баумгарта на улице Пьер-Шаррон за нашей обычной шахматной партией. Эта игра знакомит если не с абсолютным, то со специфическим превосходством духа, некоей разновидностью логического принуждения и глухой реакцией того, кто это принуждение познал. Это дает нам представление о страдании тупиц.

На обратном пути я, по своей привычке, безоглядно ринулся сквозь тьму и больно ударился об одну из решеток, стоявших для предупреждения диверсий перед служебными зданиями. Пока такое случается с нами, мы никогда не образумимся; подобные травмы проистекают изнутри. Вещи, способные причинять такой вред, устремляются к нам как бы из недр нашей рефлексии.

«Тайные кладбища», слово из современной этимологии. Трупы прячут, дабы конкурент их не вырыл и не сфотографировал. Подобные аферы, достойные лемуров, указывают на чудовищно возросшее зло.

Париж, 11 марта 1943

Обед у Флоранс Гульд. Там же Мари-Луиза Буске, сообщившая о своем визите к Валентинеру: «Полк из таких молодых людей — и немцы завоевали бы Францию без единого пушечного выстрела».

Потом Флоранс рассказала о своей деятельности в качестве сестры милосердия в операционной Лиможа:

— Когда отрезали ногу, а не руку, мне было не так страшно.

И о браке:

— Я вполне могу ужиться с мужем; я говорю об этом с полной уверенностью, потому что дважды удачно выходила замуж. Исключение для меня — только Жуандо, так как он любит ужасных женщин.

Жуандо: «Я не выношу сцен, которые мне устраивают при помощи капельницы».

Париж, 12 марта 1943

Чтение: «Contes Magiques», [115] Пу Сунлина. {125} Там есть чудная иллюстрация: литератор, вынужденный колоть дрова в каком-то дальнем лесу, доходит до того, что на ладонях и ступнях у него появляются «пузыри, похожие на коконы шелковичных червей».

В одном из этих рассказов обнаруживают средство, помогающее распознать колдунью. Существо, в чьих человеческих качествах сомневаются, ставят на солнце и смотрят, нет ли изъяна в его тени.

Насколько это важно, тут же узнаешь по исключительно злой шутке, которую одна из этих волшебниц сыграла с одним молодым китайцем. Ей удается обольстить его в саду, он заключает ее в объятия, но тут же с ужасающим криком падает на землю. Выясняется, что он обнял большое полено с проделанной в нем дыркой, где притаился скорпион со своим жалом.