Париж, 20 марта 1943

Днем говорили с президентом о казнях, которые он в качестве генерального прокурора видел в изобилии. О типах палачей; на эту должность охотно идут прежде всего коновалы. Те, кто орудуют топором, могут похвастаться перед гильотинщиками известным художественным мастерством, сознанием штучной и искусной работы.

Первая казнь под властью Кньеболо: палач — сняв перед казнью фрак, засучив рукава, в цилиндре набекрень, в левой руке топор, с которого стекала кровь, правая поднята для «немецкого приветствия» — отрапортовал: «Казнь исполнена».

Патологоанатомы, осматривающие череп и то, что внутри него, пока он еще свеженький, следят за ударом топора, как коршуны. Как-то раз, перед казнью человека, который повесился в камере, но был вынут из петли еще живым, можно было видеть их скопище у подножия эшафота. Утверждают, что развивающееся с годами особое душевное заболевание выражается именно в виде такой попытки самоубийства и что предрасположенность к нему намечается в мозговых изменениях уже рано.

После полудня в Сен-Жерве — церкви, где я прежде не бывал. Узкие улочки, которыми она окружена, сохранили следы средневековья. Невосполнимое в этих постройках: в каждой уничтожено что-то от первоначала. Часовня святой Филомелы. Эта святая мне неизвестна. Там была коллекция сердец, из них, как из круглых плошек, выбивалось пламя; одни были из меди, другие — бронзовые, несколько золотых. Это место побудило меня задуматься над событиями, отметившими начало года на Кавказе.

В купол этой церкви 29 марта 1918 года угодил снаряд немецкой «парижской пушки», убив много верующих, собравшихся там на Страстную пятницу. Их памяти посвящена особая часовня, окна которой украшает лента с надписью: «Hodie mecum eritis in paradiso». [117]

Потом на набережных смотрел книги. Этот час мне особенно дорог как некий оазис во времени. Я раздобыл там «Le Proc`es du Sr. Edouard Coleman, Gentilhomme, pour avoir conspir'e la Mort du Roy de la Grande Bretagne», Hambourg, 1679. [118]

Как я узнал от Флоранс, Жуандо отозвался обо мне после моего визита к нему так: «Difficile `a d'evelopper». [119] Это суждение фотографа душ.

Муассон, 21 марта 1943

Отъезд в Муассон, куда меня откомандировали на курсы. С вокзала Бонньер мы отправились вдоль Сены и слева, на том берегу, увидели цепь меловых утесов. Перед ними высились замок с крепостью Ла-Рош-Гюйон и одинокая колокольня, сооруженная над сводами пещерной церкви Ла-От-Иля.

Я живу у старого священника по имени Ле Заир, который всю жизнь провел иезуитом в Китае, строя там христианские церкви, а остаток дней посвятил этому постылому, расположенному на скудной земле приходу. Его взгляд по-детски кроток, хотя один глаз у него и незрячий. Я завел с ним разговор о ландшафтах, услышав от него, что ездить далеко не стоит, ибо формы везде одинаковы — в основе их лежит всего несколько образцов.

Это суждение отшельника, который любит жизнь по ту сторону призмы и, очевидно, считает, что глядеть на спектр не стоит, потому что вся его полоса уже содержится в солнечном свете. Тут, однако, следует возразить: вместе с радугой человеческий глаз в качестве редкостного дара получает и способность различать цвета.

Беседа напомнила мне одно из моих прежних сомнений: не теряем ли мы, отступая в единство, способность наслаждения, которое нам может предоставить только время и только разнообразие, и не в том ли кроется основа нашего существования, что самому Богу потребна индивидуация. Наблюдая за насекомыми и морскими животными и за всей небывальщиной потока жизни, я постоянно испытывал это чувство. Мысль о том, что однажды со всем этим придется расстаться, причиняет мне глубокую боль.

В противовес этому надо бы сказать, что при отступлении мы приобретем органы, нам неизвестные, хотя они заложены и прообразованы в нас, как, например, легкие в младенце, носимом матерью в утробе. Телесные очи иссохнут, подобно нашей пуповине; мы будем наделены новой силой зрения. И как мы здесьвидим цвета в их разделенности, так и там,испытывая высшее наслаждение, узрим их сущность в нераздельном свете.

Вечером разговор о Востоке, в том числе о каннибализме; утверждают, что особое пристрастие наблюдается здесь к половым органам. Причиной тому — не простой голод; рассказывают, например, о партизанах, которых доставляли в хлебных сумках в обмен на сигареты.

При упоминании таких зоологических или даже демонических черт низшего порядка на ум приходит Баадер {127} со своим учением. Чисто экономические доктрины приводят к каннибализму.

Муассон, 23 марта 1943

Новые здешние удовольствия: вид цветущего персика, пробуждающегося от зимнего сна, — он словно бабочка, выползающая из темной куколки и расправляющая свои крылья. Сухая земля полей и серые стены домов воодушевляются этим новым блеском; легкая цветная вуаль оживляет их. Розовый цветок при этом скромнее, чем белый, но выглядит более пышным на фоне голой ветки. Поэтому и на душу действует гораздо сильнее. Нежный занавес, которым год начинает свою волшебную пьесу.

Также утренний огонь в камине. Вечером в холодной комнате я сооружаю пирамиду из сухих прутьев и дубовых чурок, которую зажигаю утром за полчаса до подъема. Вид открытого огня, излучающего тепло и свет, оживляет и делает радостным начало дня.