Когда мы говорим, что Х провоцирует Y-а, то это значит обычно, что Х и Y находятся в неприязненных, напряженных, плохих отношениях. Именно поэтому чаще всего говорят о провокациях на границе. Например, Сталин сначала посчитал провокацией со стороны немцев нарушение ими границы с СССР 22 июня 1941 года. Однако «плохие отношения» обычно лишь необходимое, но недостаточное условие для провокационных действий. Как наличие денег для купить, транспорта – для ехать, еды – для кормить и т. д.

Провоцируя Y-а, Х совершает некоторое действие, тайная (это очень важно!) цель которого в том, чтобы Y начал совершать действия, выгодные (полезные) для Х-а, а следовательно, учитывая отношения между Х-ом и Y-ом, вредные (опасные) для самого Y-а. Например, футболист одной команды постоянно говорит во время матча какие-то гадости своему сопернику из другой команды. Причем делает это с тем, чтобы адресат, потеряв самообладание, ошибся в игре или совершил какой-нибудь неспортивный поступок, заслуживающий наказания. Жертвой именно такого поведения соперника стал в одном из ответственных матчей выдающийся французский футболист – Зидан.

Провоцирует вовсе не значит заставляет, принуждает или просит, требует. Провокатор использует более изощренную тактику, он хочет, чтобы со стороны не он, а именно другой выглядел инициатором, зачинщиком (слово с отрицательной оценкой!) конфликта и/или необоснованного «плохого» поведения другого. Истинный инициатор создавшейся ситуации должен остаться в тени, демонстрируя свою непричастность или даже представляя себя перед другими в качестве жертвы.

Весьма близки к глаголу провоцировать сниженные подстрекать, подзуживать, а также подговаривать и инспирировать. Однако во всех этих последних случаях X действует более или менее явно. А неблагородство его поведения связано с тем, что он склоняет Y-а к чему-то объективно плохому. При этом обычно так или иначе направленному против третьих лиц (ср. науськивать, натравливать), в чем сам Х участвовать не собирается. Разница по сравнению с провоцировать, где на первом месте «я ни причем», «это он сам», весьма существенная.

Несколько ближе, как это ни покажется странным, к провоцировать глагол намекать. Последний также предполагает не явное выражение своих мыслей, чувств и желаний, но апелляцию к догадке Y-а. Однако намекать можно на хорошее и на плохое, на соответствующее интересам Х-а и Y-а. При наличии некоторой «тайны» нет здесь явного эгоизма, неблагородства, коварства.

Отмечу, что в отличие от провоцировать во всех близких ему по значению глаголах нет предварительного условия «неприязненные, напряженные, плохие отношения». Склонять к плохому или неявно выражать свои желания можно в общении не только с потенциальным недругом. Однако именно фактор «предварительного условия» приводит к новейшим изменениям в значении слов провоцировать, провокационный. Имеются в виду такие, например, словосочетания, как провокационный доклад (выступление, статья, заголовок и т. п.). Таким образом часто теперь выражается отнюдь не скрытая злонамеренность Х-а по отношению Y-у. Речь идет о том, что Х стремится заинтересовать, заинтриговать, возбудить Y-а. На первый взгляд, перед нами обычный случай расширения значения слова. Однако, как кажется, дело обстоит значительно проще. Вся разница между провокацией в ее традиционном и «новом» значении обусловлена изменением «предварительных условий». В последнем случае отношение между Х-ом и Y-ом вовсе не враждебны, эти отношения – никакие. И Х стремится неявным, скрытым образом пробудить в Y-е интерес, внимание, заинтересованность к тому, что сам Х делает, думает, говорит. Иными словами, в действиях Х-а тот же эгоистический интерес. В соответствии с ним Х и хочет регулировать поведение Y-а. Однако вовсе не во вред Y-у, с которым у него нет вражды, но на пользу самому себе. Причем эта польза вовсе не отражает какие-либо «плохие» качества или устремления Х-а. Ему просто хочется привлечь к себе внимание равнодушного ко всему, и к Х-у в частности, Y-а, пробудить у него желание высказаться, поспорить, откликаясь на проявления Х-а.

Итак, в русском языке существует множество слов, отражающих ту ситуацию, когда один участник хочет добиться каких-то действий другого участника коммуникации. Причем выражает это свое желание явно или тайно. Хочет от другого действий «плохих» или нейтральных. А правильно комбинировать все эти возможные семантические характеристики можно лишь тогда, когда известны отношения между участниками, враждебные или нейтральные. Именно это последнее условие участники коммуникации не всегда соблюдают. Забывая о том, что самое важное часто формально никак не выражается, остается за кадром. Чтобы правильно понимать друг друга, собеседники непременно должны точно и одинаково понимать то, что остается невыраженным. А не только то, что получило формальное выражение в значениях слов и смыслах предложений.

Не успели закончиться баталии по вопросу о том, как КОНТРОЛИРОВАТЬ знания и умения школьников, как начались баталии новые. Теперь уже из-за того, как ДЕЛИТЬ предметы, а следовательно, и отводимые на них часы занятий. И опять игнорируется самый главный вопрос, чем НАПОЛНИТЬ СОДЕРЖАНИЕ современного школьного образования. В частности, содержание школьного обучения русскому языку. Все помнят, что в школе изучали, например, омонимы, синонимы и антонимы. А зачем? Неужели только ради интереса?

Я не устаю повторять, что основным содержанием нынешнего школьного обучения родному, русскому языку является обучение правилам орфографии и пунктуации. Почти все школьные знания о русском языке, в конце концов, ориентированы на эту цель. При этом публично никто не спорит с утверждением, что цели школьного обучения русскому языку должны быть совсем другими. Это обучение точному и полному пониманию представленных текстов и обучение созданию текстов разного типа в зависимости от замысла автора, особенностей адресата, условий общения. Разумеется, с соблюдением, в частности, орфографических и пунктуационных правил, если речь идет о создании не устного, а письменного текста.