Джослин выругался про себя, восхищаясь тем, как она его обезоружила. И как она удачно выбрала момент для признания. У него просто не было времени для справедливого негодования. А когда он вернется из похода, этот случай будет уже наполовину забыт.

— Я никогда не осмелюсь, — сухо произнес он.

— Но вы как будто не сердитесь?

— Я этого не говорил. — Он приблизил ее к себе и подарил долгий поцелуй.

Стоя позади них, Конан громко откашлялся.

— Хочешь, я прикажу людям немного подождать?

Джослин поднял голову и, обернувшись, увидел ухмыляющееся лицо дяди.

— Нет. Скажи им, чтобы садились на коней. Я сейчас иду. — Он еще раз крепко поцеловал Линнет, прислушиваясь к лившему снаружи дождю.

— Да сохранит вас Господь, милорд, — чуть не плача, произнесла она, когда он отпустил ее.

В первый раз за все время их отношений она удостоила его этим титулом, хотя и преждевременно, так как он ему еще не принадлежал. Но это подействовало на Джослина, как лекарство. Ее женское чутье не знало границ. Она как бы бессознательно старалась загладить свою вину перед ним, и это у нее неплохо получилось. Во всяком случае, ее ответ на поцелуй явился красноречивым тому подтверждением.

— Если у меня когда-нибудь и были причины поторопиться домой целым и невредимым, то теперь их у меня вдвое больше, — сказал он, набросил на себя плащ и направился к двери.

ГЛАВА 19

— Боже праведный, — прохрипел Железное Сердце, посмотрев на безвредную с виду прозрачную жидкость в своем кубке. — Что это за гадость?

— Только не говори мне, что никогда прежде не пробовал виски! — усмехнулся Конан, плеснув порядочное количество в собственный питьевой рог и передавая флягу Джослину. Это была часть скудной добычи, захваченной ранее этим днем, когда шотландцы отступили за реку Тиз, преследуемые поспешно собранной армией де Люси.

Железное Сердце потер горло.

— Боже, какой варварский напиток!

Конан улыбнулся.

— Дай ему немного времени, Вильям. Виски, прямо как шотландские женщины, — вначале грубые, но потом твоя кровь становится такой горячей, что ты ничего не замечаешь.

— Все зависит от того, где у тебя находятся мозги.

— Там же, где и у тебя. — Конан поставил походный табурет, звеня медными браслетами, болтающимися на его покрытых татуировками запястьях. — Я видел, как ты глазел на ту девушку, когда мы разбивали лагерь.

Железное Сердце крякнул пренебрежительно и сделал еще один глоток жгучего светло-желтого напитка. На этот раз горло уже не так жгло. Тепло расходилось от желудка по венам, успокаивая в этот холодный вечер. Приближалась осень, на севере Англии она уже наступила. Здесь, на границе с Шотландией, листья и папоротники тоже слегка пожелтели. Он сидел, уставившись на костер, пока пламя не ослепило его совсем, и размышлял над своей жизнью. В последнее время старый воин все больше склонялся к мысли, что стал уже совсем не пригоден для подобных походов. Его тело ныло, напрягаясь из последних сил, чтобы не отставать от молодых воинов, и он становился все более раздражительным. Чувствуя приближение старости, он не хотел склонять перед ней головы. Он не желал мириться с мыслью, что силы покидают его и он не тот, что прежде. Может быть, ему следовало уложить ту девушку на свой плащ, чтобы она придала ему уверенности в себе, но он испытывал такое отвращение к женщинам из лагеря, что отказался от этой затеи. Он снова пригубил виски из кубка и попросил Джослина подать ему флягу.

Его сын бросил взгляд на Конана, но передал напиток без лишних вопросов.

— Что-то не так? Думаешь, я не знаю, сколько могу выпить? — спросил Железное Сердце, прищелкнув языком. — Боже мой, в ту ночь, когда ты родился, мы с Конаном напились так, что он завалился под стол, а я вернулся домой почти трезвым. Правда, Конан?

— Но виски с пряностями — это не вино, отец. Ты не сможешь подняться на ноги, если осушишь всю эту флягу.

Вильям хотел доказать, что это не так, но воздержался. Джослин говорил слишком убедительно, с видом знатока.

— Откуда ты знаешь? — спросил отец и сердито посмотрел на Конана.

Ресницы Джослина вздрогнули.

— В одном лагере, где люди невыносимо страдали от страшных болезней, по дороге в Руан, — сказал он, — я на некоторое время впал от него в забытье. — Поднявшись, он отошел от костра, направляясь к лошадям, чтобы проверить их. Железное Сердце заметил, как он остановился возле захваченной у шотландцев кобылы, привязанной между вьючными лошадьми и боевыми конями. Это была молодая, но добродушная кобыла с гнедым задом и серебристыми гривой и хвостом. Железное Сердце знал, что Джослин намеревался оставить ее как верховую лошадь для Роберта де Монсорреля, он знал почти все, даже больше, чем хотел бы знать об этой женщине и ее ребенке, потому что в последнее время они не сходили с языка его сына, у которого явно помутился рассудок из-за них. А может быть, это всего лишь зависть, смешанная с остатками воспоминаний. Виски все еще обжигало желудок Железного Сердца, как раскаленный докрасна камень.

Вместе с дымом в темноту поднимались искры от согревающего всех огня. Какой-то воин на флейте тихо наигрывал грустную мелодию. Конан достал штопальную иглу и принялся чинить свои штаны. Рядом двое наемников играли в кости, ставя на кон по четверти пенни. Джослин, вернувшись к костру, приволок с собой охапку хвороста и опять присел.

Вильям сделал еще один глоток и помахал перед своим сыном указательным пальцем.

— Эта ночь похожа на ту, когда я встретил твою мать. Конан когда-нибудь рассказывал тебе эту историю?