Левый локоть отведен от туловища, а приклад находится между нижней третью левого плеча и туловищем на расстоянии 8,5 см… Дульные срезы стволов направлены в лицо и располагаются таким образом, что продолжение оси правого ствола проецируется в область головки левой брови головы манекена, а дульный срез этого ствола находится от указанной области в 4 сантиметрах.

При замере в указанном положении передней и задней точек ружья расстояния оказались следующими: от северной стены до наружного края дульного среза левого ствола — 49,5 см, от нижней поверхности того же дульного среза до пола — 93 см.

Нижний конец затыльника приклада от северной стены — 82 см, от пола — 125,5 см. После этого обвиняемый Эверт стал в позу, при которой он произвел выстрел в мать… При замере в указанном положении передней и задней точек ружья расстояния оказались следующими: от восточной стены до наружного края дульного среза правого ствола 52 см, от нижней поверхности того же дульного среза до пола — 95 см… После этого было произведено измерение положения ступней ног обвиняемого Эверта, контуры которых зафиксированы мелом на полу. В изображении каждой ступни измерялись 2 точки по средней линии следа: передняя (носок) и задняя (каблук). Положение каждой точки определялось расстояниями в 2-х направлениях: от южной и западной стен. При дальнейшем описании положений этих точек расстояния указаны дробью — в числителе от южной стены, в знаменателе — от западной стены. Следы у кровати отца: левая нога: носок — 156/111, каблук — 125/100…»

Данные следственного эксперимента вкупе с экспертным исследованием, проведенным В. П. Петровым и В. И. Кочетовым, убедительно доказали невозможность самоубийства отца Эверта и совершения им убийства своей жены, а также несостоятельность первоначальной версии Бориса Эверта о том, что он услышал выстрелы и после этого пришел в спальню родителей, где обнаружил их трупы. Экспериментальным путем было доказано, что за 4 секунды, что составляло интервал между выстрелами, Эверт-старший не мог застрелить свою жену и лечь в кровать, чтобы застрелиться самому.

Более того, в своем заключении эксперты особо оговорили невозможность попадания на внешнюю сторону двери спальни следов крови, образовавшихся в результате ранений головы потерпевших, при условии, что эта дверь в момент выстрелов была закрыта — на чем настаивал в первоначальных показаниях Борис Эверт. Если бы обстановка была такой, как описал ее обвиняемый, брызги крови попали бы на внутреннюю сторону двери…

А ведь те, кто проводил осмотр места происшествия по горячим следам, видели, что дверь спальни стариков Эвертов открывается вовнутрь. Итак, момент «двойного самоубийства»: дверь в спальню закрыта, выстрел, второй выстрел, кровь брызгает на стены и дверь… И никто не задумался — а почему же следы крови на самом деле с другой стороны дверного полотна? Задумайся кто-нибудь об этом во время первого осмотра — и Борис Эверт стал бы главным подозреваемым сразу, а не год спустя.

Блестящее заключение экспертов, сделанное на основе длительной и скрупулезной работы, стало краеугольным камнем обвинения Бориса Эверта в страшном преступлении — безжалостном убийстве членов своей собственной семьи, обвинения, завершившегося смертным приговором подсудимому.

Судебные и следственные органы привлекали В. П. Петрова к проведению сложных экспертиз, когда требовалось сочетание опыта военного и интеллекта ученого.

В 1973 году Вадим Петрович занимался беспрецедентным исследованием по делу о попытке угона самолета. По понятным причинам, в годы застоя дела такого рода не афишировались, и эта экспертиза не могла быть описана не то что в популярной, но даже в специальной литературе. Расследование по делу производил Комитет государственной безопасности; учитывая заговор молчания, которым окружались подобного рода события, сейчас уже трудно установить, первым ли террористом был государственный преступник, пытавшийся захватить самолет.

Сергей Филиппович Скрижинский, ныне — начальник отдела сложных экспертиз Ленинградского областного бюро судебно-медицинской экспертизы, участвовавший тогда, в 1973 году, в осмотре места происшествия, вспоминает об этом так:

«23 апреля 1973 года я дежурил по Управлению и первую половину дня занимался осмотром трупа мужчины, сгоревшего в своей квартире, в Выборгском районе. Когда осмотр закончился, выяснилось, что машины для дежурной группы нет, поэтому следователь Иванова пешком отправилась к себе в прокуратуру, а я сел на трамвай и поехал через Литейный мост.

Проезжая ГУВД, я заметил суету возле парадного подъезда — вокруг него носилась вся дежурная часть, толпилось руководство главка, еще какие-то люди, подъезжали и отъезжали машины…

Не успел я подойти к зданию главка, как меня схватили за руку с экспертным портфелем и буквально затолкали в машину начальника штаба ГУВД.

Мы куда-то поехали, в дороге я пытался выяснить у водителя, что произошло и куда меня везут, но водитель хранил молчание: шоферы таких боссов обычно молчаливы. Все, что мне сказали: „Там узнаете, доктор“.