Нами рассказал нам, что всего десять дней назад тигр убил корову. Местный полицейский, который хотел прикончить гигантскую кошку, провел всю ночь в засаде на дереве возле туши. Тигр вернулся к добыче, но полицейский пришел в такой раж от этой удачи, что нажал на курок, не успев даже разглядеть свой будущий трофей. В лежащей поблизости долине Джохара видели слониху со слоненком, и вполне возможно, что они все еще держатся в тех местах. Мы решили без промедления проверить эти сведения.

Джохар течет вниз к Рануну по широкой долине, в начале которой, как часовой, стоит гора Гунунг-Уманг. Мы пошли вдоль реки, легко переступая по испещренным зелеными и белыми пятнами валунам, которые устилали неглубокое русло. Кристально чистая вода весело струилась вниз тысячами крохотных водопадиков, и маленькая долина казалась волшебным миром. Вереницы шафрановых бабочек вились над заводями, и зимородок с голубой каймой пролетал, опережая нас, а потом следил за нами, клюя носом, с более безопасного расстояния. Скоро мы наткнулись на следы слонихи с маленьким слоненком, но следы были давнишние, и мы стали искать более свежие признаки их присутствия.

Когда мы добрались до верховьев долины, небо уже начинало темнеть. Кузнечики включили свои певучие моторчики, и мы стали поспешно искать место для лагеря. Мы с Тараганом рубили тонкие деревца на примитивный шалаш, а Нами спустился вниз к реке за водой. Прожевав соленую рыбу, поджаренную с сырым луком и отсыревшим рисом, мы запили ее скупыми порциями горького кофе и улеглись спать. В половине третьего до меня донеслись далекие, еле слышные вздохи оранга, и я засек направление по компасу. На рассвете мы пошли прямо по той волшебной линии, которая, как я уверял своих спутников, приведет нас прямехонько к большому самцу оранга. Старый Нами недоверчиво покачал головой, услышав об этих новомодных фокусах. Через двадцать минут мы стояли на краю глубокой бездны, а стрелка моего компаса все так же бестрепетно указывала путь прямо вперед.

После долгих усилий нам удалось сползти к подножию скалы, примерно придерживаясь заданного направления, но тут нас постигло довольно ощутимое разочарование: отвесный склон изгибался, снова преграждая нам путь, и нам, чтобы не сбиться с курса, пришлось бы проделать восхождение в обратном направлении. Наконец я решил отказаться от преследования: стрелка указывала путь прямиком вниз с отвесного обрыва, и мы наверстали упущенное, поднявшись прямо по гребню на склоны Гунунг-Уманга. Гора получила свое название по имени мифического маленького народа, который якобы посещает ее вершину, но единственным замеченным нами признаком присутствия человека были зарубки на деревьях вдоль тропы, сделанные парангами сборщиков дикой корицы. Здесь Нами взял на себя роль проводника и очень быстро привел нас в знакомые места.

Мы зашагали к западу по тропе, ведущей к реке Алас. Примерно через каждые две мили нам попадались небольшие рубки — места для отдыха носильщиков. Я шел первым, чтобы успеть увидеть потревоженных нами орангутанов, прежде чем они убегут или затаятся. Мы прошли мимо трех гнезд, но они уже побурели от старости. Серые тонкотелы с тревожными причитаниями дали стрекача по качающимся ветвям, а хохлатые фазаны (лофура) разбегались, шурша сухой листвой. Места были очень приятные, гораздо светлее и суше других лесов, где мне пришлось побывать. Тропа шла параллельно реке, то змеясь по берегу, то поднимаясь на край крутого обрыва.

Я сошел с тропы, чтобы перейти небольшой ручеек, и вскрикнул от неожиданности. Спутники за моей спиной разразились дружным смехом. Ручеек оказался таким горячим, что я едва мог стерпеть, а неподалеку я нашел его начало — кипящий источник, с клокотанием вырывавшийся из трещины в камнях. Нами рассказал мне, что температура источника меняется в зависимости от погоды и, как ни странно, горячее всего она после больших дождей. Он добавил, что эта вода — отличное средство от расстройства желудка.

Мы продолжали наш изнурительный маршрут — вверх и вниз, вниз и снова вверх, пробираясь тропами, протоптанными оленями и слонами, и переходя множество притоков, бежавших вниз и вправо к реке Ранун. Внезапно в самой глубине джунглей, пройдя уже много миль, мы набрели на маленькое поле (ладанг), где были посажены тапиока, папайя, красный острый перец и баклажаны. Посередине расчистки стояла бревенчатая хижина (пондок), а свежие следы костра и рыбьи кости выдавали чье-то присутствие. Нами объявил, что хижина — это дорожный ночлег для носильщиков на далеком пути в Кедаи-Ампунтуан. Его друг построил эту хижину два года назад и жил здесь продажей еды и кофе профессиональным носильщикам, чей путь лежал мимо. Однако, с тех пор как в Лау-Джохаре завелась полиция, бурохи были вынуждены или давать крупные взятки, или приобретать дорогое разрешение на переходы между провинциями Ачех и Суматра-Утара, так что их количество сразу резко упало. Кофейня перестала приносить доход, и ее владелец вернулся в свой кампонг. Когда я показал на следы костра, Нами рассмеялся.

— А, это старик Турут, туан. Он живет бобылем и порой тут останавливается, ловит рыбу в реке и собирает на холмах дикую корицу.

Нами сказал, что это место называется Сампоран (Водопад), и показал мне тропу, которая бежала, извиваясь, назад — почти туда, откуда мы пришли. И вправду, издали до меня донесся шум водопада. Мы решили заночевать в хижине, и я пошел взглянуть на каскады. До них оказалось дальше, чем я предполагал, но нарастающий громоподобный рев говорил мне, что я подхожу все ближе. Тропинка пошла вниз по крутому ущелью, пробираясь извилистым коридором среди острых камней, и, обогнув подножие скалы, вывела меня на песчаную отмель, укрытую небольшой рощицей гигантских бамбуков.