Три самца спокойно кормились рядом. Как ни странно, двое из них, еще вчера принимавшие участие в яростном преследовании, сегодня вели себя как лучшие друзья и явно позабыли раздоры. На Калимантане я ни разу не видел, чтобы взрослые самцы мирились с присутствием себе подобных, а их родственники на Суматре частенько проявляли полное дружелюбие за общим столом. К этой тройке присоединились мать с детенышем — это был тот самый малыш, на которого вчера напали сиаманги, но неприятное приключение ему, судя по всему, нисколько не повредило. Когда его мать пробиралась мимо старого самца, он быстро осмотрел ее со спины, но, как видно, она не пришлась ему по вкусу, и он снова принялся за еду.

Сиаманги появились попозже, но на этот раз, когда кругом было столько больших орангов, они вели себя более вежливо и пообедали без всяких склок. Соседнее семейство гиббонов, однако, бдительно наблюдало за черными обезьянам и, не осмеливаясь подойти к соблазнительному пиршественному столу, возмущенно и обиженно ухало с безопасного расстояния, усевшись на деревьях итчап. Незадачливым гиббонам так и не удалось урвать кусочек за все пять дней плодоношения фигового дерева, хотя, кажется, почти все без исключения жители джунглей отведали сочных плодов. Четырнадцать разных орангов приходили сюда в общей сложности шестьдесят раз, и сиаманги побывали на дереве три раза. Среди других в пиршестве многократно участвовали свинохвостые макаки, серые тонкотелы, гигантские и черные белки, — а кроме того, и птицы-носороги — большой индийский, пестрый, черный, венценосный и шлемоносный — все побывали здесь.

Внезапно самка орангутана, ее детеныш и один из самцов поспешно покинули дерево. Мы стали оглядываться вокруг, пытаясь найти причину столь неподобающей поспешности. Громадный самец оранга бурей мчался к фиговому дереву, и сучья трещали и гнулись под его весом. Он оказался значительно крупнее всех наших прежних знакомцев и был облачен в роскошную мантию из длинной и лохматой шерсти. Это был, несомненно, глава всего клана, и, хотя его щечные валики не так выдавались, как у Ко и Мо, он, без сомнения, являлся достойным их соперником. Очевидно, это был самец, голос которого часто доносился до меня с того берега реки. Колоссальная обезьяна провела на дереве всего час, и после ее ухода остальные оранги опасливо вернулись. В этот день Герман и Энс видели общим счетом тринадцать разных орангов, и это было необычайное везение для первого выхода в джунгли. И хотя я напустил на себя внешнее безразличие, сам я тоже был потрясен этим счастливым стечением обстоятельств и с грустью помахал вслед гостям, проводив их до начала длинной тропы, которая вела на дорогу, где ждал лендровер, — им предстоял переезд в Кутачане, в их базовый лагерь, на несколько следующих месяцев.

Мало-помалу посетителей на фиговом дереве становилось все меньше, и мне уже не пришлось наблюдать подобные захватывающие сцены. Однако после визита Германа обо мне пошла слава, что я могу «выставить» диких орангутанов, как по заказу, на любого, кто отважится проделать долгий путь до моего лагеря. Когда к нам прибыл мистер Бангун Мулья, глава отдела охраны природы Северной Суматры, оранги Кэт и Карл развлекли его на славу, а когда в длинный маршрут меня сопровождал американец Бен Грей, мы видели старого Мо и самку с двумя детенышами. Представителю лесничества из Сидегаланга с обезьянами не повезло, зато он был очень доволен, что в утешение ему удалось увидеть семейство слонов.

Вскоре вести о моих подвигах достигли ушей одного из местных павангов, представителя особой касты людей на Северной Суматре — местных колдунов. Они происходят из окрестностей Бланкеджерена в Ачех и получают профессиональную подготовку у знаменитых менторов, постигая искусство фольклора и магии джунглей. Эти колдуны зарабатывают себе на жизнь то служа проводниками по джунглям, то своим искусством врачевания, то иными тайными талантами. Они приписывают себе способность входить в контакт с животными на расстоянии и вызывать их к себе, когда угодно. Значительно более неприятно то, что они старательно поддерживают суеверие жителей кампонгов, и многие недурно зарабатывают, избавляя души пострадавших от «заговоров» своих коллег.

Каждый колдун специализируется на определенных животных, поэтому есть паванг-руса (олень), паванг-гаджа (слон) и даже паванг-мавас (орангутан), и совершенно бесполезно уговаривать любого из стариков павангов помочь, если ваше рисовое поле вытаптывают слоны. Следует пригласить соответствующего «специалиста». Я всегда отказывался от услуг подобных типов, шутливо замечая, что я сам паванг-куио-купо (бабочковый колдун). Теперь моя необычайная удачливость с рыжими обезьянами и то, что мне удалось вылечить несколько больных в кампонге, как видно, стали угрожать прибыльному ремеслу, поэтому местный паванг-руса под предлогом рыбной ловли нанес визит в Сампоран. У него вызвало громадный интерес индейское кольцо-головоломка на моем пальце, и он ни на минуту не сомневался, что именно оно таит в себе мою силу. Самое забавное, что, купаясь вечером, я увидел, что кольца на моем пальце нет и исчезло оно совершенно бесследно. Я поневоле задумался, не стянул ли его с меня колдун своими чарами. Но вот что самое неприятное — с тех пор мне никогда уже не удавалось так легко и просто находить своих орангов.

Орангутана всегда описывали как существо неистово страстное, и я был наслышан множеством россказней об оргиях в лиственных гнездах, похищенных даякских девушках, о посягательствах на честь обслуживающего персонала в зоопарках и об орангах, которых держали ради сексуальных развлечений.

Молодые оранги в неволе действительно преждевременно развиваются и ведут себя довольно непристойно, без конца занимаясь эротическими играми и рукоблудием. А вот дикие оранги, невзирая на свою репутацию, сравнительно умеренны в своих любовных играх. По правде говоря, шимпанзе гораздо больше соответствуют нашим представлениям о животной чувственности. Как и у многих живущих на земле обезьян, у самок шимпанзе в период полового возбуждения сильно набухает розовая ткань возле хвоста, и они довольно неразборчиво спариваются с кем попало. Поэтому самцы и самки могут совокупляться много раз в день, и секс значит для них едва ли больше, чем мимолетное приветствие или сердечное рукопожатие.

Может быть, оттого, что на высоких вершинах небезопасно предаваться самозабвению страсти, у обезьян, живущих под пологом леса, — гиббонов и орангутанов — сравнительно редко можно наблюдать сексуальное поведение. Мне частенько приходилось видеть, как «молодой человек» и «девушка» встречались и проходили мимо, не проявляя ни малейшего интереса.

Впервые я наблюдал любовную встречу орангов зимой 1969 года в Сабахе. Я очень плодотворно провел несколько дней, следуя за большой темной самкой Руби и ее подростком-сыном Ричардом. Неожиданно на четвертый день нашего знакомства они повернули назад, в ту сторону, откуда пришли. Я услышал впереди визгливые крики и заторопился к месту происшествия. К тому времени, когда я подоспел крики замолкли, и я так ничего и не понял. Однако я увидел что передо мной уже три оранга, и все они мирно отдыхают. Знала ли Руби, что еще один оранг — полувзрослый самец по имени Хэмфри — находится выше по склону холма, или она встретилась с ним случайно? Этого я сказать не мог, но трио оставалось вместе весь день. Пока Хэмфри держался на расстоянии, Руби вела себя вполне непринужденно, но, как только он пытался свести с ней более короткое знакомство, она тут же ускользала от него. В этот вечер Руби и Ричард устроились в гнезде на самой верхушке высокого дерева, Хэмфри ночевал гораздо ниже.