Так мы смеялись целую минуту. Чуждый трущобам смех смутил жителей: разогнал их прочь, заставил надолго умолкнуть.

А мы отправились дальше, шурша камушками на неказистых дорогах.

Всё больше светлеет. На небе становятся видны тучи, которые без дождя Фанек не оставят. Где-то ещё можно надеяться на сухость, глядя на сизые брюха, но только не в портовых городах.

– А я дом купил у сутенёрши, – произнёс я как бы между прочим. И тут же добавил: – Нет, я её услугами не пользовался.

– Ага, будешь рассказывать, – съязвила дочь.

– Этим занимается мой друг. Занимался, вернее, хотя кто его знает. Он женился недавно, но это такой человек, которого брак вряд ли остановит.

– Ну, первое время…

– Это первое время будет длиться лет десять, – прямо-таки разозлился я на горемыку Истериана.

– Он там без тебя не пропадёт?

– За ним другие люди присмотрят. Да и хватит уже: не маленький, чтобы за ним присматривали.

Виктория кивнула и остановилась. Мы прошли немалое расстояние. Начало подниматься солнце, неуверенно поглядывающее на запорошенное тучами небо, словно размышляя, стоит ли сталкиваться с ними. Дочь развернулась и тихо сказала:

– Пора возвращаться.

Лёгкая боль на левой руке – тяжёлый, натирающее руку Ярмо Быка напомнил о себе. Он не даёт позабыть о спешке.

Андре Ремап достаточно высок, так что с трудом умещается на стуле, к которому привязан. Приличная одежда не к лицу профессору – те, как правило, слишком неряшливы. Угловатая физиономия переполнена надменностью, интеллигента не страшит банда суровых морд. Вот и зря, потому что Монарх уже не защитит.

Поглядеть на допрос месье Ремапа сбежались все. Оно и к лучшему: можно просто запугать его количеством. Правда, глядит он на нас с вызовом, так что словами дело не порешаешь. Чует моё сердце, профессора будут бить.

Решили, что вопросы лучше задавать мне. Я дал знак, что готов, и у Ремапа извлекли кляп изо рта. Тот не издал ни звука. Ладно, начнём:

– Где мне искать Монарха? – не стал я ходить вокруг да около.

Допрашиваемый и бровью не повёл. Так неуклюже начав, я даже почувствовал себя неловко.

– Где, черти тебя задери, Монарх?

– Очень последовательно, месье, – скривил Ремап такую рожу, словно хочет меня всего оплевать. – Вы с первого раза не поняли, что я не собираюсь вам это говорить?

– Дюкард, воды, – коротко скомандовала Виктория.

Бородач вышел к пленнику, неся таз с ледяной водой. Поставив таз, он нарочито грубо стащил с Андре обувь с носками и погрузил голые стопы в жидкий холод. Профессор тут же попытался вытащить ноги, но те оказались так мастерски привязаны к стулу, что у него ничего не вышло. Тогда неугомонный попытался расшатать стул, но Дюкард стал позади и накрепко схватил спинку громадными ладонями.

В идеале подобное проделывается зимой в лесу: там допрашиваемый просто прыгает голыми пятками по снегу.

– Я очень надеюсь, что ты передумал, – продолжил я. – Так где Монарх?

– Этого вы от меня не услышите! – нагло воспротивился профессор.

– Хорошо. Но ты знаешь, где его искать?

– Этого вы от меня не услышите! – медленнее повторил упрямец.

Как-то быстро я утомился, слава богу, поблизости оказалась табуретка. Я присел – теперь мои глаза оказались даже ниже, чем у пленника. Лицо его пылает самоуверенностью, хоть уже и поступают фиолетовые пятна из-за холода.

Позади меня звякнул нож, вылетевший из ножен. Это показное, резать упрямца пока никто и не думает.

– На кого ты надеешься? Монарх далеко – он тебя не выручит. Мне только интересно, насколько он далеко…

– По этой части мы уже всё обсудили.

Виктория, очевидно, дала знак, потому что в следующее мгновение Дюкард ленивым движением сломал профессору пару пальцев на левой руке. Тот заревел дуриком, что уже никак не сходится с его образом непоколебимого молчуна. Первая же боль свернула его в бараний рог, заставила метаться так, что кажется, квадратный бородач его не удержит.

Мне аж стало дурно от истошных воплей, да ещё и Ремап успокаивался не меньше минуты. Наконец я нашёл нужным продолжить:

– Так где эта скотина?

– Всё, что надо, вы уже услышали.

Дюкард добавил наглецу по рёбрам. Удар показался мне профессиональным и выверенным: готов спорить, пару костей сломались или треснули, но жизни Андре Ремапа абсолютно ничего не угрожает.

Но теперь приходится чертовски долго ждать, пока он охает и истошно кашляет.

– Ладно, мы можем сменить тему, – пододвинулся я поближе. – Профессор Мак Абель передал Вам свои наработки. Я хочу знать, что именно там было.

– Могу рассказать, но вы поймёте только предлоги, – терпя боль, выпрямился Ремап.