Тем временем Крис Эспиноза начал пропускать занятия в Хоумстеде и окончил школу с невысоким средним баллом, который вряд ли позволил бы ему поступить в приличный университет. Он бросил работу разносчика, где ему платили один цент за газету, и перешел в Apple — на неполный рабочий день за три доллара в час. После одной из первых бессонных ночей, когда он вместе с Возняком бился над какой-то программой, мать (впоследствии она сама была принята в Apple) запретила ему работать. Однако вскоре Эспиноза вернулся; он помогал Марккуле демонстрировать компьютеры в близлежащих магазинах и решил, что если ему понадобится новая пара очков, то они будут без оправы, такими же, как у Марккулы.

Для Возняка и Джобса Apple также стала убежищем от неприятностей в личной жизни. Возняк, который не расставался с компьютером ни на работе, ни дома, почти не виделся с женой. Супруги договорились о раздельном проживании, и Возняк стал спать на диване в офисе компании. В итоге разговоры о раздельном проживании плавно перетекли в разговоры о разводе. Возняк, считавший развод позорным процессом, не мог работать, не решив важные для себя вопросы. "Я не хотел, чтобы жена получила акции. Я хотел их выкупить". Он обратился за советом к Марккуле, и тот направил его к адвокату, который составил соглашение о разводе, предусматривающее, что жена Возняка, прожившая с ним 17 месяцев, получит 15 процентов его акций Apple. Элис чувствовала себя отверженной: "Стиву сказали, чтобы он не брал меня с собой к Майку Марккуле, если они обсуждают бизнес".

У Джобса были свои проблемы. Летом 1977 года вместе с Дэном Коттке и своей школьной любовью Нэнси Роджерс он осматривал дома в Купертино, посмеиваясь над — как они их называли — "пригородными ранчо". В конечном итоге они нашли дом с четырьмя спальнями, который принадлежал инженеру из Lockheed, в десяти минутах ходьбы от офиса Apple. Это было "особое пригородное ранчо" с жестким ковровым покрытием бежевого цвета на полу, алюминиевыми окнами и электрической кухней. Джобс перевез туда свои вещи, состоявшие из матраса и коврика для медитации, и занял главную спальню. Коттке спал в гостиной рядом со старым пианино на туристическом коврике из пеноматериала. Скучать не приходилось. Маленькую спальню Коттке заполнил кусками пенопластовой упаковки величиной с кулак — слой доходил до колен — и позволил соседским детям возиться там до умопомрачения.

Нэнси Роджерс мучили сомнения. "Я не знала, на каком я свете. Молодые мужчины, которым было чуть за двадцать, не слишком хорошо обращались с женщинами. Им нужно было самоутверждаться. Я боялась выходить на улицу. У меня не хватало денег. Я перестала рисовать". Роджерс все время звонила Стиву в офис, просила прийти и помочь отремонтировать электрические розетки. Она швыряла тарелки в Джобса и Коттке, сбрасывала книги с полок, писала непристойности углем на стенах спальни Джобса и так сильно хлопала дверью, что в стене образовалась дыра. Забеременев, она устроилась на работу в Apple, помогая в сборке компьютеров, но отвергла предложение Холта научиться чертить и в конечном счете уволилась из Apple и переехала. "Стиву было плевать, что я жду ребенка. Я должна была уехать подальше от Стива, от Apple, от людских пересудов".

Для Джобса это было трудное время, и Холт замечал, как часто меняется его настроение. "Временами он мне казался сыном, а временами братом". Джобс, который всегда старался подражать кому-то, начал понимать, что нет смысла копировать других. "Я видел Майка Скотта, я видел Майка Марккулу, и мне не хотелось быть ни тем ни другим, хотя какими-то их чертами я восхищался". Он постепенно смирился с разницей между ритмом работы в гараже и настоящим бизнесом, пусть даже небольшим. Его смущал тот факт, что результат работы дюжины человек (не говоря уже о сотне) был непредсказуем, и принять такое несовершенство тому, кто всегда хотел добиться самого лучшего, было непросто.

Джобс также привыкал к мысли, что компьютеры и программное обеспечение невозможно сделать за несколько недель, а измерить прогресс не так-то просто. Подобно менеджерам других компаний, чье будущее зависело от умения освоить технологию, он обнаружил, что прогресс незаметен до тех пор, пока продукт не заработает на письменном столе. Когда Возняк приступил к созданию версии BASIC, способной выполнять операции с плавающей запятой, между ними возникли разногласия. "Стив понятия не имел, как писать такой код. Но если что-то казалось ему неправильным, он быстро вносил изменения. Он всегда стремился сохранить влияние и менять все, что только пожелает".

Тем не менее вклад Джобса трудно переоценить. Он оставался движущей силой компании, ее душой. Он начал прибавлять нули к валовому объему продаж Apple, когда другие оперировали сотнями штук, и завел речь о миллионах еще до того, как коллеги задумались о тысячах. Когда Марккула решил, что цветные логотипы на кассетах слишком дороги, Джобс переубедил его. Когда Скотт в ужасе вскинул руки, услышав о годовой гарантии, вместо принятых в компьютерной индустрии девяноста днях, Джобс расплакался; его успокоили с помощью уже привычного ритуала (прогулки по автостоянке), но в конечном счете он настоял на своем. Когда Гари Мартин обнаружил неучтенный чек на 27 000 долларов, Скотт хотел потратить его на покупку новой пресс-формы, Марккула — на рекламу в журнале Scientific American, а Джобс на то и на другое. В результате Apple купила новую пресс-форму и оплатила рекламу.

Ссоры и стычки между Джобсом и Скоттом стали постоянным явлением и вошли в историю компании как "войны Скотти". Иногда дело доходило до эксцентричных выходок. На свой двадцать третий день рождения Джобс обнаружил в своем кабинете похоронный венок с белыми розами. К венку была приколота карточка с надписью: "Покойся с миром. Я думаю о тебе". Лишь значительно позже Джобс узнал, что автором этой злой шутки был Скотт, уже давно использовавший белые розы в качестве личной печати.

Марккула находился между молотом и наковальней. Он обращался с Джобсом как дядюшка с любимым племянником, но позволял Скотту обуздывать его. Скотту и Джобсу легче давались жесткие решения, чем интеллигентному Марккуле. Возможно, этому способствовала размеренная семейная жизнь, но Марккула был мягче, сердечнее, вежливее. Он не стремился навязать свою волю, как Скотт и Джобс. По мере роста компании он старался делегировать полномочия. "Если это не работает, — повторял он, — исправьте". Марккула также допускал право на ошибку или неудачу. Джин Ричардсон, пришедшая в Apple в 1978 году, вспоминала: "Он не любил наказывать. Обычно говорил: "Вы двое, идите и разберитесь". Один из программистов рассказывал, что Марккула "похоже, очень хотел, чтобы все его любили. Методы работы у него были настолько мягкими, что представить себе неблаговидный поступок с его стороны было просто невозможно". Другие подчеркивали невозмутимость и неистощимый оптимизм Марккулы — важные качества руководителя, большая часть времени которого посвящена решению разного рода проблем. Трип Хокинс, менеджер по маркетингу Apple, вспоминал: "Марккула впитывал все, словно губка. А еще он мог заставить вас поверить в невероятное".